как подъехать.
Слишком зол. В груди слишком давит от понимания, что мне целый год придется провести далеко, и это ощущается так, будто мне отсекают руку. Помимо того, что мне придется поставить свою жизнь на паузу и того, что я абсолютно не готов отдать контроль над собой другим людям, которые будут решать когда мне спать и когда мне ссать. Это перспектива коротит мои мозги, потому что мне нихрена не понятно, как подстроиться под такие клещи.
Ее волосы заплетены в свободную косу. Глядя на то, как она порхает по кухне, представляю все то же самое, но только в моей фантазии у нее живот не плоский, а округлый. Беременный.
От этой фантазии штырит. Я хочу, чтобы она была беременна от меня. Сейчас, через год, когда угодно.
Прожигая дыру на ее упрямом затылке, думаю именно об этом. Если бы она знала, о чем я думаю, скрутила бы мне яйца.
Я хочу услышать от нее одну простую вещь. Подсознательно, я знаю ответ на свой вопрос, но я хочу его услышать. Хочу, чтобы ее пухлый рот произнес то, что мне нужно. Хочу, чтобы дала мне это, твою мать. Сегодня.
— Хочешь вакууматор? — спрашиваю Карину.
— Не-е-ет! — пищит. — Я рассказала, потому что ты любишь узнавать про всякие новые штуки…
Сдув с лица прядь волос, тычет в меня пальцем:
— Серьезно, Фролов, не вздумай мне его подарить. В моей квартире его все равно ставить некуда, а в твоей…
Замолкает, заправляя за уши волосы.
Я тоже молчу. Слишком мозг устал, чтобы помогать ей выбраться из этой ловушки.
— Ты все равно здесь не задержишься… — находится она.
— Угу… — отвечаю ей.
Потерев ладонями бедра, смотрит на меня хмуро.
У нее щеки раскраснелись. Глаза такие яркие, что могу ослепнуть. Хочу ее. Приблизительно все время. Но у меня и правда настроение говно.
— Что с тобой сегодня? — спрашивает тихо.
Глубоко вдохнув, склоняю набок голову.
— Любишь меня? — смотрю на нее терпеливо.
— Хм… — тянет.
Крутит на пальце косу, кусает губы, обводя глазами потолок.
— Сегодня или вообще? — картинно дует губы.
— Одно другому не мешает.
Вздохнув, идет ко мне.
Заставляет разжать руки и опустить их вдоль тела. Встает на носочки, обнимая за шею.
Склоняюсь навстречу. Обнимаю руками тонкую спину, вдыхая сладкий аромат ее дыхания.
— Люблю тебя… — шепчет мне в губы. — Я так хочу тебя нарисовать… — гладит мой затылок.
— Нарисовала уже… — бормочу.
Карандашный лев приколот на холодильник двумя магнитами, которые она сама и купила. Два сердечка, но я бы хотел обличить атрибутику в слова.
Прыснув от смеха, смотрит в мои глаза.
— Я уже сто раз пробовала, но мне все не нравится, — поясняет. — Не знаю, каким хочу тебя показать. Ты… разный. Хочу не по фотографии, а по памяти…
Если бы я мог рисовать, нарисовал бы ее где-то между оргазмом и точкой кипения. Исключительно для себя. Чтобы до пенсии на эту картинку дрочить.
— У тебя будет дофига времени, чтобы меня нарисовать, — говорю ей. — Год примерно.
— Я не такая черепаха… — фыркает.
— Я в армию ухожу, — забиваю свой гол.
Карина
Полтора месяца спустя
— Не передумали, Калинина? — Лев “крейзи-мэн” Константиныч, заведующий моей кафедрой, рисует в моей зачетке оценку моих знаний, которую я даже не берусь прогнозировать. — Вас ведь никто не гонит. За лето подсоберетесь и продолжите очно учиться.
— Не передумаю… — забираю у него зачетку. — До свидания…
— Надеюсь, еще увидимся, — кивает он.
— Обязательно, — вымучиваю из себя улыбку.
Еще три месяца назад я испытывала диссонанс от того, что придется оставить свою группу и привычный формат учебы, но это быстро прошло. А сейчас… сейчас я так наэлектризована, что вообще ни о чем думать не могу.
У меня в горле ком. И кирпич в груди.
Я даже не заглядываю в зачетку, выходя из экзаменационной аудитории. Просто заталкиваю ее в сумку, убирая со спины прилипшие к затылку волосы.
Всю неделю июнь терроризировал город тридцатиградусной жарой, а сегодня парит так, что дышать нечем. Обещают грозу, я даже получила сообщение от МЧС с советом не шататься по улицам после восьми вечера.
У меня слишком много дел, чтобы ориентироваться на погоду.
Анька ждет меня на парковке рядом с моим “пежо”.
Ветер собирает с тротуаров пыль вместе с мелким мусором и кружит всю эту гадость в воздухе. Небо жутко свинцовое, и в воздухе озон.
Почему этот день должен сопровождать чертов дождь?!
— Давно ждешь? — спрашиваю Аньку, снимая блокировку с дверей.
Забираясь в машину, она придерживает свое свободное летнее платье, потому что оно раздувается от ветра, как парашют.
— Нет… но я писать хочу… поехали быстрее… — отвечает сестра, пристегивая ремень.
Ее живот уже видно невооруженным глазом, но не в этом платье. В этом вообще ничего не видно. Но ее лицо округлилось так, что любому человеку, который знает ее достаточно давно, понятно — она беременна. Это просто видно, и все.
Эта картинка не может надоесть, но у меня… у меня в горле проклятый ком.
Я держалась долго, но сегодня я терпеть не хочу!
— Ты как? — спрашивает сестра, когда выезжаю с парковки.
— Нормально… — отвечаю сдавленно.
— Да уж… — бормочет она.
— Все нормально… — настаиваю.
На мой телефон падает сообщение.
Снимаю гаджет с панели и читаю.
“Сам заеду в ТЦ. Дуй домой. Сейчас дождь начнется”
Эта ничем не примечательная забота только сильнее сжимает горло. Обычные вещи, к которым я привыкла, как воздуху, воде и прочим базовым вещам.
— Знаешь, что я решила? — с наигранным весельем спрашивает Анька.
— Что? — переключаю какую-то тоскливую песню по радио.
— Я закажу дизайн дома у тебя! — сообщает она.
— У тебя что, опять токсикоз? — спрашиваю сокрушенно.
— Нет. Я хочу, чтобы это сделала ты.
— Я не дизайнер.
— Ну ты же готовила как-то проект.
— Да… два года назад для поступления. Я уже все забыла.
— Ну… у тебя все лето впереди. Есть время… кхм… освежить память…
Не знаю, что ей ответить. Сегодня я не могу разбрасываться обещаниями, тем более обдуманными. Не хочу ни о чем думать.
