Он распахнул дверь, Геркулес рванулся в магазин, и Ник поспешил за ним, усмехаясь своим глупым мыслям. Наверное, его мать права, утверждая, что мальчики, вырастая и превращаясь в мужчин, продолжают в душе оставаться детьми. Да… его мудрая мама, итальянка, от нее Ник унаследовал смуглую кожу, жизнерадостный нрав и любовь к итальянской пище. Отец-ирландец наградил сына светлой густой шевелюрой и выразительными ярко-зелеными глазами. А вот младшая сестра Нина, которой так восхищался Питер, выглядела типичной итальянкой: смуглая, темноволосая, с большими блестящими карими глазами и густыми пушистыми ресницами. Ник и Нина часто подшучивали друг над другом: Ник называл младшую сестру итальянкой, а она его — ирландцем.
Ник подошел к прилавку, за которым стояла Нина, и узнал в мужчине, с которым она разговаривала, их постоянного покупателя — Альфредо Марино. Каждый вечер этот пожилой господин наведывался к ним в магазин и всегда покупал сандвич с горячим пастрами[1]. Он неизменно являлся за минуту до закрытия магазина, просил, а иногда даже требовал продать ему товар со скидкой, мотивируя это тем, что к вечеру он черствеет. Скидку Альфредо Марино за пятнадцать лет не получил ни разу, но это не умерило его пыла.
— Вы же видите, пастрами подвяло. — Сеньор Марино, вертел в руках сандвич и подозрительно оглядывал его со всех сторон.
Нина выразительно закатила глаза, и ее губы искривились в презрительной усмешке.
— Сеньор Марино, с вас четыре доллара семьдесят пять центов, — произнесла она, делая вид, что не замечает подмигиваний старшего брата.
Геркулесу надоело топтаться на месте, он рванул поводок и хотел броситься к прилавку, откуда доносились столь восхитительные мясные запахи, но Ник удержал его.
— Потерпи еще немного, приятель, — наклонившись к уху пса, прошептал он. — Слышишь, какой у них серьезный разговор?
Геркулес обиженно засопел и с недовольным видом уселся на пол.
Альфредо Марино протянул Нине банкноту в пять долларов, и тут до него с опозданием дошло, что цена сандвича, оказывается, повысилась.
— Минуточку… Вы сказали, четыре семьдесят пять? — возмущенно переспросил он. — Я не ослышался? Как прикажете это понимать?
— Так и понимать! — отрезала Нина.
— Но это же на десять центов дороже, чем вчера!
— Совершенно верно, — холодно отозвалась Нина. — С сегодняшнего дня сандвич стоит на десять центов дороже.
— Но… как же так? Позвольте… С каких это пор?
— С тех самых пор, как моя мама решила брать плату за пластиковую упаковку. Должна же торговля приносить хоть какой-нибудь доход.
— Возмутительные порядки! — Марино побагровел. — Подумать только! Я — ваш постоянный покупатель, хожу сюда много лет, а вы вместо того, чтобы делать скидку, грабите меня? Просто наглым образом залезаете ко мне в карман!
— Сеньор Марино… — сквозь зубы процедила Нина, и Ник, наблюдая за ней, беззвучно засмеялся. Он хорошо знал вспыльчивый нрав своей младшей сестры и отчетливо представлял, какой скандал сейчас разразится, если покупатель не покинет магазин. — С сегодняшнего дня сандвич будет стоить четыре доллара семьдесят пять центов. А если вас это не устраивает, неподалеку находятся еще три магазина и вы можете ходить туда. Выбор за вами.
Марино так яростно стукнул кулаком по прилавку, что зазвенели жестяные банки с печеньем, а одна покатилась и ударилась о кассовый аппарат.
— Но я же не ем эту чертову упаковку! — крикнул он. — Почему я должен за нее платить?
Терпение Нины иссякло. Она схватила пустую упаковку и затрясла ею перед багровым лицом возмущенного покупателя.
— А это ваше дело — есть ее или выбрасывать! — заорала она. — Меня это не касается!
Атмосфера накалилась до предела, скандал разгорался. Сеньор Марино побелел, его губы задрожали, и Ник решил, что пора вмешаться. Он шагнул к прилавку, и Геркулес, забыв, что ему велели сидеть и ждать, рванулся за хозяином. Прилавок источал такие восхитительные мясные ароматы!
— Нина, успокойся. — Ник подошел к сестре и взял ее за руку. — Это пустяковый вопрос, и мы легко его уладим. Сеньор Марино — наш хороший знакомый, постоянный клиент. — И, обратившись к покупателю, с улыбкой предложил: — Давайте я заплачу за упаковку?
Ник достал из кармана монету в десять центов, положил на прилавок перед сестрой, демонстративно не замечая ее пылающего гневом взгляда.
— Ну нет, вы не должны… — смущенно пробормотал Альфредо Марино. — Это ни к чему.
— Почему же? Мне приятно заплатить за вас, сеньор Марино. — Ник помолчал и добавил: — Давайте я несколько недель буду оплачивать вашу упаковку?
— Нет, что вы, мне неловко…
— Все нормально! Я буду платить за упаковку, а вы потом угостите меня пивом. Договорились?
Покупатель растерялся. Было очевидно, что в нем сейчас борются два чувства: достоинство и желание сэкономить. Какое победит, догадаться было нетрудно.
— Это очень любезно с вашей стороны, Николас. — Марино широко улыбнулся. — Вы очень хороший молодой человек. — Он презрительно покосился на Нину. — Передайте вашей маме, что она воспитала хорошего сына и может гордиться им.
Сеньор Марино направился к выходу, Нина проводила его ненавидящим взглядом, дождалась, когда за ним закроется дверь, взмахнула руками и возмущенно заговорила:
— Старый придурок! Много о себе понимает! Является сюда каждый вечер за минуту до закрытия и держит меня за прилавком лишних десять минут, постоянно выклянчивая скидку. А теперь еще недоволен, что мы стали брать десять центов за упаковку. Господи, какая мелочность!
Ник ласково провел ладонью по пышным волосам сестры.
— Нина, успокойся. Я спешил домой к своим двум любимым женщинам, а одна из них, вместо того чтобы обрадоваться моему приходу, раздражается и злится. Ну перестань. Черт с ним, с этим Марино. Лучше поцелуй своего старшего брата.
Нина встала на цыпочки, обняла Ника и поцеловала в щеку. Улыбнулась и торопливо направилась к входной двери, чтобы повесить табличку «Закрыто». Вернулась к прилавку, около которого уже сидел Геркулес, потрепала его по голове и принялась собирать непроданный товар.
— Ты куда-то спешишь? — поинтересовался Ник.
— У меня свидание.
— Так…
— Бобби зайдет за мной в половине десятого.
— А кто такой Бобби? — насторожился Ник.
— Бобби? — усмехнулась Нина, пристально глядя на брата. — Тот самый парень, которого ты недавно отправил в участок якобы за хулиганство.
— А, припоминаю. Такая противная физиономия. Он панк?
— Тебе все мои друзья кажутся панками!
