внимание. Или даже не обратят внимания. Я ведь не для себя это делал, правда. Я подумал, что это будет хорошим подарком маме на день рождения. Чтобы она чувствовала себя хорошо, как будто я не полным неудачником. Я должен был просто подарить ей цветы. Или хотя бы не вмешиваться в урок, который вел учитель, ненавидящий меня больше, чем уколы.
— Сделай себе одолжение. — Джули затушила косяк и зажгла благовония на тумбочке. — Постарайся держаться подальше от неприятностей.
Я пожимаю плечами. — Это невозможно.
Мы прощаемся, обнявшись. Так эффективнее. Чисто и быстро, нет смысла притворяться, что кто-то из нас вложил в это много эмоций. Даже если это был не просто секс, я сменил достаточно школ, чтобы научиться уходить. Когда ты много переезжаешь, ты не беспокоишься о привязанностях. Все заканчивается.
У нашего маленького дома на Филлипс Авеню, я глушу двигатель своего старенького Jeep и вижу, что грузчики загружают грузовик, припаркованный на улице. Еще не дойдя до входной двери, я слышу скрип отрываемой от рулона упаковочной ленты. Переезд — это практически ритуал в нашей семье. Запах картона. Пустые комнаты. Крошечные частицы, пойманные в воздухе косым солнечным лучом. Эти вещи знакомы мне больше, чем куриный суп.
— О, ЭрДжей, вот ты где. — Мама выходит из башни коробок. Она хмуро сверяет часы. — Грузчики здесь уже несколько часов. Где ты был?
— Прощался.
— Ну, поторопись. — Она сует мне в руку толстый черный маркер. — Мне нужно, чтобы ты определился, что ты хочешь перевезти в Гринвич, что отправить в Нью-Гэмпшир, а что пожертвовать.
— Пожертвовать? — Я не знал, что мы ликвидируем вещи.
— Конечно. — Мама сдувает волосы с глаз и вытирает пот со лба. От нее исходит почти бешеная, головокружительная энергия, которая немного мешает моему кайфу. — У Дэвида уже есть мебель гораздо лучше, чем это старье. Мы начинаем все сначала. С чистого листа.
— Ладно, хорошо, я оставлю тебя и твои стереотипы для твоей работы. Я собираюсь бросить кое-какую одежду в сумку и счий, что все в порядке.
— Нет, я серьезно. Тебе нужно будет сделать немного больше. — Она почти тащит меня в мою комнату, которую грузчики уже начали разбирать на открытые коробки. — Этикетки. На все, хорошо? Все, что ты хочешь отправить в Сандовер, обязательно пометь.
— Точно. А как насчет ремней и шнурков? Мне их отправлять? Не хочу, чтобы их конфисковал надзиратель.
Ее лицо вытягивается, и я мгновенно понимаю, что переступил черту. Я не всегда был таким ослом. Не для нее, во всяком случае.
Мама смягчает свой тон. — Ты так себя чувствуешь? Скажи честно, ты злишься на меня, потому что я отправляю тебя в интернат?
— Я пошутил. Все в порядке.
— Нет, поговори со мной. — Она тянет меня за руку, чтобы я сел на кровать рядом с ней.
Когда я молчу, она зачесывает мои волосы назад, изучая мое лицо. Господи. Это всегда неловко, когда она так по-матерински косится на меня. Это просто не ее естественное состояние. Это не значит, что она ужасная мать. Мы всегда хорошо ладили. Но что касается семейных уз, наши отношения никогда не были самыми крепкими, потому что она часто летала и вообще больше интересовалась собой, чем тем, что происходило со мной.
Хотя я понимаю. Она не собиралась заводить ребенка в девятнадцать лет. Всякое бывает. То, что она не бросила меня в автобусе или у пожарной станции, — это больше, чем, когда-либо давал нам мой отец. Так что я не могу жаловаться. Но эти сердечные разговоры не приходят естественным образом к нам обоим. Когда они случаются, кажется, что мы пародируем персонажей, которых видели по телевизору.
— Это не наказание, понимаешь? Я не пытаюсь избавиться от тебя. Дэвид подумал, что это будет хороший опыт. Может быть, убережет тебя от неприятностей, — тактично добавляет она.
— Серьезно, ничего страшного. — Если бы у меня был выбор, я бы не хотел бы быть запертым в этом особняке, где они вдвоем все время ссорятся, беспокоясь о том, что мою маму только что обругали на стойке для завтрака. — Кроме того, я привык быть сам по себе.
Мое детство — это кладбище обедов из микроволновки и коробок из-под пиццы. Ты быстро учишься быть самодостаточным, когда твоя мама мотается по всей стране в качестве стюардессы. Я размораживал объедки, пока она приставала к холостякам в первом классе.
Видимо, в конце концов, это пошло ей на пользу.
— Ну, к счастью, ты не будешь один в Сандовере. С тобой будет Феннели, — весело говорит она. — Он может ввести тебя в курс дела.
Я уверен, что единственное место, куда Красавчик покажет мне дорогу, это винный шкаф.
— И постарайся быть терпеливым с ним, хорошо? — продолжает она. — Дэвид говорит, что Феннелли все еще немного опечален нашим браком.
Я не могу удержаться от смеха. — Опечален? Мам, этот чувак, наверное, не спал каждую ночь после свадьбы, гуглил, как аннулировать брак без вашего ведома.
Ее улыбка ослабевает. — Он одумается. Правда? — Я не знаю, спрашивает она или утверждает.
— Конечно, — лгу я. — Со временем.
— Может быть, ты сможешь поработать над ним, заставить его понять, что это новое соглашение не так уж и плохо. — Она поднимает на меня бровь. — А что касается тебя, то, может быть, стоит сбавить обороты и попытаться завести друзей?
— У меня есть друзья, — ворчу я.
— Интернет-друзья не в счет, ЭрДжей. Ты же не умрешь, если будешь более общительным?
Общительным? Какого черта мне это делать? Мне больше нравится моя жизнь «одиночки-бездельника», как она выразилась. Действительно, что может не нравиться? Я зарабатываю в интернете. Я, достаточно красив, чтобы у меня не было проблем с девушками, так что свиданий у меня много. Мне не нужно дружить с одноклассниками и притворяться, что мне не наплевать на их спортивные команды и планы на колледж. Конечно, некоторые могут сказать, что у меня большие проблемы с доверием, но пошли они на хрен. Я одинокий волк. Всегда был и всегда буду.
— У тебя все получится, приятель. — Она целует меня в висок сжимая мое лицо. — У меня хорошее предчувствие на
