Наконец-то двери начинают отъезжать в сторону, а я сую одну руку в сумку и нащупываю флешку. Показать или нет? Ибрагим его партнёр, Али правая рука Ибрагима, Артём инвестор, а встреча выглядела подозрительно и чёрт знает, что это значит.
Прохожу в лифт и кидаю её ему.
— И Пименов, — говорю в довесок, перед самым закрытием дверей.
Он ловко ловит флешку одной рукой и смотрит с недоумением. Спускаюсь, выхожу из подъезда и вижу Артёма, тут же начав пятиться назад.
— Ловко, — хмыкает презрительно и подходит ближе, прижимая меня к двери. Обратного пути нет и я вскидываю подбородок, отвечая дерзко:
— А ты на что рассчитывал? Что доведёшь мою мать до инфаркта, заберёшь у меня сына, а я приползу к тебе на коленях?
Артём морщится и спрашивает угрюмо:
— Любовь Михайловна в больнице? Как она?
— У тебя хватает совести спрашивать?! — вскрикиваю возмущённо, сын дёргается, а я продолжаю уже спокойно: — Жаль, что я с самого начала не разглядела, какой ты. Жаль, что я прожила с тобой два года. Жаль, что я когда-то написала и позвала к себе.
— А тебе плохо было, да? — кривится в ответ. — Страдала и мучалась каждый день. Каждый, сука, день, когда я пилил через весь город чтобы только погулять с сыном! Ах, ну да, прости! С твоим сыном!
— Ты привязался к нему, я это вижу…. — пытаюсь говорить спокойно, но это даётся всё труднее.
— Привязался?! — орёт на всю улицу, тараща на меня свои и без того большие голубые глаза. — Опомнись, Ди! Ни ты, ни твой ребёнок не нужны больше никому, кроме меня!
Я почти повелась. На предыдущей фразе, на нервах, на эмоциях.
— Да пошёл ты… — слабо морщусь в ответ и обхожу его, двинувшись в сторону остановки.
— Дура! — кричит мне вслед. — Ты дура, Ди! Ты пожалеешь, но будет поздно!
И вот опять намёк на некие события, которые в скором времени обязательно произойдут. События, из-за которых охрана в подъезде скорее необходимость, чем блажь.
Зараза… у мамы жить нельзя. Что бы там не происходило, искать начнут в первую очередь именно у неё. Но не сегодня. Сколько он мне там дал? Три дня? Значит, ещё два у меня есть крыша над головой, шанс собрать самое необходимое и занять в долг без намерения отдавать.
Смотрю на часы и понимаю, что до дома без истерики мы не доберёмся, если Романа Тимуровича не покормить в ближайшие двадцать минут.
Супермаркет, детский кефир, банан. Сойдёт. Сажусь на лавку на автобусной остановке, вставляю трубочку в пакет и сын выдувает содержимое практически залпом.
— Котик, дядя Артём тебя вообще не кормил? — спрашиваю тихо, ворчливо, попутно доставая ещё одну упаковку.
— Да! — отвечает сын и начинает размахивать коробочкой, разбрызгивая содержимое по всей ивановской.
— Спасибо, дорогой, — вздыхаю, вытирая ладонью кефир с лица, — мне не хватало именно этого.
Слышу рядом приглушённый смешок и поворачиваю голову, но на остановке кроме меня и сына больше никого нет. Но я совершенно отчётливо слышала… у меня что, галлюцинации?
Медленно накрывает волна панической атаки. Верчу головой, прижимая к себе сына всё крепче и крепче, мешая ему насладиться полдником и игрой, не выдерживаю внутреннего напряжения и поднимаюсь, начав вращаться вокруг своей оси. Машины вдоль дороги припаркованы, одна особенно нахально, тонированная по всем стёклам, включая лобовое, чёрная и здоровая. В таких только гробы возить… или похищать детей.
Автобуса нет, а вот мотор у той самой машины, похоже, заведён, и я чувствую опасность, исходящую от неё. Это точно не Артём, после нашего разговора он бы не стал таиться.
Ещё раз смотрю вдаль, но общественный транспорт не торопится. Уже пропустила две маршрутки, просто не смогла влезть в них с сыном на руках, не хотела, чтобы ему в затылок дышали микробами незнакомцы, да и держаться за воздух пока не научилась, но этот катафалк напрягает сильнее.
Выбрасываю пустую коробочку от кефира в помойку, с трудом вырывая её из маленьких цепких ручек, и под истерику несогласного с моими решением сына ухожу с остановки, двигаясь к следующей. Метров через двадцать оборачиваюсь и вижу ту же машину плетущейся вдоль дороги. Ускоряю шаг, а сердце ускоряет темп. Ромка затихает, чувствуя мою нервозность, а через пару секунд начинает дуть губы со слезами на глазах.
— Котик, всё хорошо, — не в первый раз нагло вру сыну, — мы просто немного спешим, а автобуса нет…
Наитупейшее объяснение из всех, что я могла придумать. Хорошо, что он ещё не слишком соображает… как и я, отвлёкшаяся на ребёнка и пропустившая момент, когда катафалк (вообще, какой-то там джип, но уж больно здоров!) сворачивает во дворы и преграждает мне путь.
«Беги!» — приказывает внутренний голос.
Была бы одна — побежала бы. В сложившихся реалиях я могу лишь прижать к себе Ромку и беззвучно плакать в попытке хоть как-то избавиться от скопившегося напряжения и начать, наконец-то, соображать.
Окно нехотя начинает открываться и я вижу хмурого Соболева за рулём, мгновенно обмякнув и прикрыв глаза.
— Ковровую дорожку расстелить? — спрашивает Тимур едко и я тут же сажусь на заднее сиденье.
6
— При чём тут Пименов? — спрашивает, чуть только тронувшись с места.
— А хер знает, — хмыкаю тихо.
— Отлично… — он с раздражением выдыхает и бросает на меня злобный взгляд через зеркало. Резко выруливает на дорогу, моё тело даёт крен и я со всего размаха бьюсь локтем о дверную ручку, пытаясь зафиксировать в пространстве Ромку.
— Давай-ка мы сами доедем, — цежу сквозь зубы, — останови.
Он плавно тормозит у обочины, я дёргаю за ручку, но дверь заперта.
— Пименов, — говорит, разворачиваясь.
— Брякнула, не подумав, — отвечаю хмуро.
— Не гони, — морщится в ответ, — и не испытывай моё терпение. Ты всё ещё моя должница.
— Да! — Роман Тимурович вносит свои пять копеек, а лицо Соболева приобретает наитупейшее выражение. Вроде и заржать хочет, а вроде как и марку держать надо.
— Ты не будешь выглядеть менее круто, если улыбнёшься, — не удерживаюсь от ремарки и всю весёлость с него тут же сдувает.
— Пименов, — говорит резко, — я жду.
— Нелепая ошибка в договоре, украденный ноутбук, за столом сидел рядом с тобой, — перечисляю и замолкаю.
— И? — он прикрывает глаза и трёт лоб. Уставший, какой-то обречённый, но не злой. — Ты тоже сидела рядом и единственная, кто не отравился. А ещё ты трахалась с Ибрагимчиком, а может, и до сих пор. И, кстати, большой вопрос, от кого ты тогда залетела.
— Ого… — моя челюсть отпадает, а слова застревают в горле. С одной стороны, обидно, я-то точно знаю, а с другой… он-то нет. И не был уверен и два года назад.
Ромка пользуется моим замешательством и делает резкий выпад вбок, но Тимур успевает подставить ладонь под его голову, стремящуюся к подлокотнику, и возвращает на исходную.
— Так, ладно, если сказать больше нечего, пристегнись.
— Исчезающий вид… — говорю быстро и зажмуриваюсь, испытывая неловкость.
— Ну, помню. В такси сказал. Идиотский комплимент. Вопрос прежний — что с того?
— Ибрагим так говорил, — отвечаю невнятно, — отметив, что цитирует Али. В общем, бред, не бери в голову.
— Пристегнись.
— Сиди смирно, — говорю сыну строго. Дотягиваюсь до ремня одной рукой, медленно отпускаю вторую и он тут же пытается удрать.
— Роман! — слегка повышает голос Соболев и мы с сыном на пару замираем. Не помню, чтобы говорила ему, как его зовут. — Ты будешь пристёгиваться или нет?! — рявкает уже на меня. — А, похер, можешь ехать хоть в багажнике.
Перегибается и забирает с моих коленей Ромку, пересаживая к себе.
— Тимур! — тут же включается мама-медведица внутри меня. — Это небезопасно!
— Безопасней, чем мотыляться, как говно в проруби, — отвечает ворчливо. — Или ты думаешь я его в коробке вёз? Давай, мужик, хватайся за руль. Молодца…
Пристёгивается вместе с ним, пропуская верхнюю часть ремня за спиной, и трогается с места, а я перемещаюсь по сиденью и протискиваюсь между кресел.
