могла придать столько чувственности обычному движению, — улыбнулась Платону и легко сбежала по ступенькам университетского крыльца.
Господи, эта женщина… шлюха!
Привычной улыбкой ответил Платон и подставил щёку под её лживый поцелуй.
Ядовитая кислота, что теперь словно выжигала его изнутри, втекая тонкой струйкой и, как в сосуде поднимаясь всё выше и выше, зло булькнула.
Они женаты с Ритой пять лет, и каждый раз Прегер замирал от восторга и не верил своим глазам, что это совершенство, эталон ума и красоты, изящества и вкуса, эта нимфа, сирена, богиня согласилось стать его женой.
Каждый день истово и безответно благодарил небеса, что они послали ему Риту…
И сегодня небеса ответили.
— Привет, родной! — мазнули её губы по щеке.
И первый раз, скользнув рукой по осиной талии в мягком облегающем кашемире, Платон не почувствовал привычного зуда в паху.
Зуда предвкушения. Зуда, что неизменно вызывал её запах. Зуда, что сводил его с ума: Платон хотел жену так сильно и так часто, что порой ночью уходил подрочить в душ, чтобы её не будить.
Теперь перед глазами стояла злополучная фотография, отравляла ему жизнь и отбивала желание даже прикасаться к жене. На том снимке обнажённая, распятая на фоне панорамного окна, она вожделенно закинула голову, наслаждаясь тем, как другой мужик ебёт её сзади.
Сжав зубы, Платон привычно открыл ей дверь машины, обошёл представительский седан и сел справа в скрипнувшее кожей кресло.
— Куда поедем ужинать? — повернула голову Рита.
— Может, домой? — отвернулся к окну Платон.
Приподнятые свежей пластической операцией скулы, идеальность подбородка, припухлость губ — слегка, изящно, со вкусом и практически незаметно внесённые исправления, что всегда особенно нравилось Платону, сейчас показались уродливыми и карикатурными.
Всё молодится! С раздражением подумал он. Хотя никогда не вспоминал и не напоминал, что ей почти сорок шесть. Эта разница в шесть лет в возрасте не в её пользу никогда не имела для него значения. Для него. А она…
Грязная потаскуха!
Платон скрипнул зубами.
Судя по фото, она нашла себе ёбаря куда моложе Платона.
— Отлично! Значит домой, — Рита накрыла тёплой ладонью его колено. — Давай откроем ту мадеру, что мы привезли с Португалии. Пожарим говядину на лавровых шпажках. Помнишь, мы нарезали веток в лавровой роще на Мадейре? Или хочешь я запеку…
— Думаю, Наталья Сергеевна уже что-нибудь запекла, — перебил Платон, резко повернув голову к Рите. — Я предупредил домработницу, что сегодня мы ужинаем дома.
— Ты чем-то расстроен? Или просто устал? — озабоченно нахмурилась жена.
Он неопределённо пожал плечами.
Что же ей сказать? Чтобы засунула свои вопросы поглубже в задницу? В которую её наверняка тоже ебли…
Доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник сектора истории Академии наук, его «благоверная» супруга писала книгу об отражении текстов Ветхого Завета в искусстве и преподавала религиоведение в университете, что сейчас казалось особо изысканным лицемерием, в прах разбивая представления о теологах, как о брюзжащих бородатых старцах.
Ну как же! Современная ухоженная женщина, которую боготворил муж, уважали коллеги и обожали студенты, она умела так донести материал, что даже сухарь Прегер, до мозга костей технарь, проникался историями страстей и чудес Христовых, и мог без подсказок отличить среди апостолов Фому Неверующего от Иоанна Крестителя, Петра от Павла и Андрея Первозванного от Симона Кананита.
Теперь Платон знал, что рассказывать сказки в жизни у неё получалось не хуже.
— Ты так напряжён. — Её рука поползла вверх по бедру и мягко легла на ширинку. — Проблемы с контрактом?
— О, нет! — усмехнулся он, словно не замечая её руку. — Надеюсь, с контрактом проблем как раз не будет.
На секунду забывшись, он по привычке чуть не поделился с ней опасениями на счёт Селиванова. Прегер безуспешно искал «крысу», что сливает его планы конкурентам. И, увы, как ни горько ему было так думать, пока все улики указывали на Григория.
Но вовремя осёкся.
— Договор одобрили обе стороны. Осталось только подписать. Я говорил с Гольдштейном. Он будет в Амстердаме на следующей неделе. Встретимся там.
Рита посмотрела на мужа испытующе. Прегер знал этот взгляд. Чуточку свысока, капельку самодовольный, игривый, но с превосходством. Он должен позвать её с собой. Она отказаться, сославшись на работу. Он — уговорить.
Но Прегер промолчал. И Рита, он был уверен, неприятно удивилась, хоть виду не подала.
Да, милая, именно так это обычно и начинается.
С пустячков.
«Ну что ты, Платош, не надо меня встречать! Будет скучный научный совет и наверняка, он затянется — я доберусь сама», — это на прошлой неделе, когда была сделана злополучная фотография.
«Боже, как я устала, а эти студенты всё никак не хотели меня отпускать. — А где твой пиджак?.. — Боже, я забыла пиджак!» — а это до того.
Стабильно раз в неделю она стала задерживаться допоздна. Внеочередной визит к косметологу, третий за последние два месяца. Три раза в неделю массаж. Диетолог, истово следящий за её питанием. Она так старалась для этого… — скрипнул Прегер зубами, — как никогда не старалась для него.
— Что бы тебя ни тревожило, — её рука сжала его ширинку и взгляд, застывший на его лице, стал призывным, — я могу помочь тебе расслабиться.
Она облизала губы и, прикусив язык так, чтобы Платон видел влажный розовый кончик, зажатый между зубов, нажала кнопку подъёма звуконепроницаемой перегородки, отделяющей водителя от пассажиров.
Магнитные шторы на окнах и так не позволяли понять день за окном или ночь, а когда Рита приглушила свет и добавила громкость музыки, Платон расставил ноги, предоставляя этой неверной больше пространства.
Соси, дорогая! Соси!
Встроенный механизм опустил спинку кресла, как Платону комфортно.
Проворные пальчики Риты привычно расстегнули молнию на брюках.
Тяжёлый набрякший пенис выскользнул ей в руку.
Платон выдохнул, откинул голову и закрыл глаза.
Ещё вчера даже с закрытыми глазами он видел бы жену. Её уверенные движения, тонкие пальцы, сжимающие ствол пениса, чувственно открытый рот, губы, посасывающие головку. Но сейчас он представил… девчонку.
Как её пухлые губки облизывают вилку с пастой, с наслаждением прикрываются глаза. Её твёрдый подбородок. Имя, когда она произнесла его первый раз вслух, своим потрясающе глубоким красивым голосом. Его имя: «Я серьёзно, Платон. У меня нет никакого опыта и вообще я…»
Он представил свой член у неё во рту. Как робко она его облизывает, глядя Платону в глаза и жаждая одобрения. Как давится, стараясь заглотить поглубже. Как в её небесно-голубых ослепительно ярких глазах проступают слёзы… и чуть не кончил.
Яйца болезненно подтянулись в мошонку, предвкушая оргазм. Но взбудораженное воображение понеслось дальше.
Платон представил, как кладёт девчонку грудью на стол.
