Как сминает пальцами ягодички, наслаждаясь их упругостью. Опускается вниз. Облизывает розовые гладенькие половые губки. Впивается, зарывается лицом, толкается языком в их влажную нежную глубину. Ласкает, посасывает, покусывает клитор. Сдавленный хныкаюший умоляющий стон вырывается из её юного рта, не привыкшего издавать такие звуки: «Пла-А! — тон. Пожалуйста…»
Сжалившись, он толкнулся подрагивающим от возбуждения, блестящим, истекающим смазкой членом в упругую девичью глубину… и со стоном разрядился в глотку жены.
Рита выдоила, слизала и проглотила все до последней капли спермы, заодно словно выпотрошив и опустошив мозг: стало действительно легче.
Выдернула из упаковки, что всегда лежала в машине, несколько влажных салфеток, подала Платону. Привела в порядок себя.
— Лучше? — спросила, всё ещё стоя на коленях между его ног.
— Намного, — не стал он врать. Вернул спинку сиденья в вертикальное положение, словно его лайнер готовился к посадке.
Правда теперь за ним должок. И после ужина с вином у камина, когда она сложит на него свои идеальные стройные ноги, а может, раньше, в ванной, когда пойдёт принимать душ, он разведёт их в стороны и будет потирать, дразнить, покусывать, сосать её набухший от ласк, бесстыже высунувший крупную головку, натруженный клитор. И думать: а кого между своих ног теперь представляет она?
О ком, заглатывая его член, как удав добычу, думала она сейчас?
Глава 6. Тот, у кого нет имени
Огни ночного города раскинулись перед ними за огромным во всю стену окном.
— Рита! — выдохнул он ей в ухо, прижав к себе спиной и лаская грудь. — Моя ненасытная Рита.
— Нет, нет, никаких имён! Я же просила! — взмолилась она. — Не хочу случайно назвать мужа твоим.
Он ревниво прикусил мочку её уха. Одной рукой обхватил женщину за шею, слегка сжав. Другой скользнул по плоскому животу вниз.
— Не хочу, чтобы ты с ним трахалась.
— Брось, малыш, — выдохнув с вожделением, она откинула голову на его плечо и расставила ноги, предоставляя его пальцам больше свободы. — Ты же знаешь это невозможно.
Он знал. Да, чёрт побери, он знал, что мужу нельзя отказывать. И что тот от неё без ума — тоже.
Но тем слаще была его месть.
Тем больнее будет удар для великого Прегера, что жена предпочла ему — никого, жалкого никчемного мальчишку.
Он резко толкнул её к стеклу. Широко расставленные руки упёрлись в стекло. Поясница, как у загулявшей кошки, призывно выгнулась.
Придержав женщину за талию, он направил головку в блестящий смазкой вход и вошёл резким глубоким толчком.
— О, мой бог! — застонала она, запрокинув голову.
Огни ночного города с высоты небоскрёба, где они безудержно трахались, казались светлячками в траве. А стекло — каким тонким, что, думалось, упрись сильнее и оно рассыплется на осколки.
Но тем и был прекрасен этот секс — чувством опасности. И чувством мщения.
Опьяняющая головокружительна высота.
Высота, с которой однажды рухнет Прегер. Что однажды разверзнется перед ним бездной. И Он увидит на лице Прегера это выражение — потрясение, когда тот узнает, что жена ему неверна и, главное, на кого эта похотливая сука его променяла.
Потрясение, ничуть не меньшее, что испытал Он, когда узнал кому обязан своим сиротством.
Честно говоря, в тот день, когда Он приступил к исполнению плана — соблазнить жену Платона Прегера, — то не сильно надеялся, что получится с первой попытки.
Когда опьяневшая от шампанского, от успеха, что неизменно сопровождал её везде, но на той научной конференции, она блистала как никогда, Рита с бокалом в руках вышла на открытую террасу, и Он последовал за ней.
— Ты?! — удивилась она.
Когда их взгляды встретились: её озадаченный и его горящий, голодный, безумный, как у революционера, ещё ничто не предвещало удачу.
Но именно так он себя и чувствовал: анархистом, декабристом, повстанцем, когда легонько толкнул её бёдрами и прижал к стене. И в этот момент ещё ждал отпора.
Не дождался. Впился в губы жадным поцелуем и даже закрыл глаза, предвкушая хлёсткую пощёчину, гнев, презрение. Но она замерла, словно раздумывая, что ей с этим делать. А потом через ткань брюк повела ладонью по его возбуждённому члену.
Он застыл, осознавая, что, если она решила остановить его так — это будет куда больнее, чем пощёчина.
Но теперь она его удивила. Словно то, что она нащупала ей показалось неубедительным, она расстегнула ремень и запустила в штаны руку.
А потом выдохнула:
— О, мой бог! Мой бог! — застонала с вожделением, скользя по его члену ладонью.
Это всё и решило.
Это всегда всё решало.
Он всегда нравился женщинам постарше. Особенно тем раскрепощённым, уверенным в себе, пресыщенным и, как правило, богатым женщинам, что понимали куда больше остальных и ценили одно — член. Большой красивый мощный стоячий член.
Всё остальное, всё это баловство, мастерство, владение языком, игрушки — их разве что развлекало, в прямом и переносном смысле: за неимением большего.
Ценили они только одно — размер. А ещё стояк.
Что проку от хорошего инструмента, если он больше одного раза не работает.
Его работал. Опровергая все мифы о большом члене, вставал и третий раз подряд, и пятый, и, если надо, шестой. Может, благодаря возрасту. Может, в силу пропорций тела — для мужчины почти двухметрового роста нет проблем поднять пенис в двадцать с лишним сантиметров.
Говорят, порноактеры колют прямо в член лекарство, что помогает ему не падать. Он на всякий случай купил. Но пока не пригодилось. Откуда Он это знал? Ему предлагали там работать. Но Он не хотел трахать кого попало за зарплату.
У него была цель, и он к ней шёл.
Можно сказать, у него был даже свой маленький бизнес. И свои постоянные клиентки — ухоженные, искушённые, богатые, успешные и, как правило, свободные женщины (с замужними он предпочитал не связываться, только с Ритой был другой случай), что ценили большой член и неутомимость.
И то, и другое было у него в избытке.
И, в качестве бонуса — с ним было о чём поговорить даже хорошо образованной женщине.
Нравились ли ему самому женщины постарше?
Нет. Не нравились.
А эта — особенно.
Он чувствовал сладковатый запах её зрелого тела. Видел веснушки на плечах. Чувствовал силикон, сжимая пальцами большую грудь. И прекрасно знал, что не получится без смазки. Без большого количества хорошей смазки.
Но он представлял лицо её мужа. И вколачивал, вколачивал на всю длину большой твёрдый член в символично распятую над вечерним городом женщину, заставляя её орать от наслаждения и трястись в оргазменных судорогах как сучонку.
Именно за этим она
