- Нет, - отозвалась Лариса. – Как Захаровна померла пять лет назад, так и живем спокойно.
- То есть, ты всех выжила? – не утерпела я.
Лариса на меня оглянулась через плечо.
- Кого я выжила? Я за ней ухаживала лучше, чем за матерью.
- И она подписала тебе свою комнату, - догадалась я.
- А кому ей еще подписывать? Родственников у нее не было, как и у Кольки. Тот, вообще, под забором помер, допился, ирод. Это уж давно было, вскоре после того, как отца твоего не стало. А через год и Колька вслед за ним отправился. Его комнату мы, кстати, у города выкупали, кредит брали, всё честь по чести. Обманули же нас с переселением, мерзавцы. Никто нас никуда не переселял, так и сгнием в этих коммуналках.
Я усмехнулась. После слов мачехи о смерти моего отца, таким будничным тоном, словно это был чужой для неё человек, такой же сосед, как и другие, у меня на душе кошки скребли.
- Тебе-то что жаловаться? – проговорила я. – Ты теперь хозяйка четырехкомнатных хором. Мечта сбылась.
- Каких хором? – фыркнула она в ответ. – Нас в четырех комнатах девять человек. Как была коммуналка, так и осталась. Одна разница, что вроде как родственники. А родственники, как известно, порой, хуже чужих. Вот ты, например.
- А что я?
- Ростили мы тебя с отцом, ростили, а в ответ что? Черная неблагодарность. Сбежала по малолетству с каким-то бандитом, дел наворотила… Отцу, вообще, сказали, что убили тебя. Вместе с ним и убили.
- Но ты, я смотрю, моей живучести не удивлена, - не удержалась я от усмешки.
- А чего удивляться? Ты всегда была наглая и бесцеремонная, как кошка. Я еще тогда Мише сказала: посмотришь, объявится. И вот, права же была? Права. Я всегда права. Отца только нет, - вдруг решила всхлипнуть Лариса. Даже смахнула несуществующую слезу. – Не дождался Миша.
Я в нетерпении закатила глаза, прошла мимо мачехи в маленькую комнату, у открытой двери которой она остановилась. В этой комнате я когда-то жила. Я остановилась и огляделась. Новый ремонт, светлые обои, мебель громоздкая, разобранный диван у окна и двухъярусная детская кроватка у стены.
Я показала Филатову на окно.
- На стене совсем рядом пожарная лестница. Можно подняться на крышу.
Иван окно открыл, выглянул, оценил, затем на меня обернулся. Спросил:
- Ты туда лазила?
Лариса за моим плечом возмущенно фыркнула.
- Она там почти жила. Сколько отец её ругал, бесполезно. Говорю же, кошка с крыши.
Я не стала комментировать её слова, даже оборачиваться не стала. Вместо этого направилась к окну, Филатова отодвинула.
- Я сама полезу.
- С ума сошла?
- Нет. Я знаю, как лезть, знаю, что надо потом делать. А ты подождешь здесь.
- Сима!..
- Не спорь, - остановила я его и довольно резво взобралась на подоконник.
- Чокнутая она, - услышала я голос мачехи из комнаты. Она явно обращалась к Филатову. – Чокнутая бандитка и авантюристка. Какой нормальный мужик будет с ней жить?
Не знаю, что уж ей ответил Иван, и ответил ли вообще, меня в тот момент куда больше волновала собственная безопасность. Оказалось, что я не так уж и хорошо помню, как это – перебраться на пожарную лестницу. Пятый этаж, я всё-таки кинула взгляд вниз, и стало страшно. А в юности я не боялась, и вниз не смотрела. Хваталась за металлические поручни, делала шаг – и вот я уже взбираюсь на крышу. Сейчас же дыхание перехватило.
Но на крышу я все-таки залезла. Выпрямилась, уперла руки в бока, окинула взглядом знакомые окрестности с высоты птичьего полета. Наверху дул приятный ветерок, солнце припекало, я подставила им лицо, прикрыла глаза. Дала себе полминуты вспомнить детство и юность, те ощущения, свои мечты и желания в том возрасте.
- Сима! – крикнул меня снизу Филатов, высовываясь из окна и стараясь увидеть меня. – Всё хорошо?
- Хорошо, - отозвалась я. – Дай мне несколько минут.
Надо сказать, что я практически не переживала о том, что ключ я не найду на том месте, на котором я его оставила. Просто потому, что когда-то, много лет назад, собственноручно сделала себе тайник в стене за вынимающимся из кладки кирпичом. Прятала там свои ценные вещи, скопленные деньги, личный дневник. И сейчас я присела на корточки, попыталась вытащить кирпич. Он качался, но поддался не сразу. Моему маникюру эти игры на пользу не пойдут, это точно. Но зато ключ нашелся на месте. Я тут же надежно спрятала его в карман.
- Спускайся осторожнее, - попросил меня Ваня, когда я возвращалась назад тем же путем. А когда поймал меня и помог перелезть через подоконник, спросил:
- Всё в порядке?
Я кивнула.
- И что ты там нашла? – спросила меня Лариса. Даже ко мне сделала пару шагов через комнату, пытаясь высмотреть, что у меня в руках. В руках у меня ничего не было, и мне, если честно, захотелось показать ей фигу.
- Ничего. Видом любовалась, - ответила я ей. А Филатову сказала: - Пойдем.
Мы из комнаты вышли, аккуратно обойдя хозяйку. Мне не терпелось выйти из этой квартиры. Правда, проходя по коридору мимо просторной кухни, которая когда-то была коммунальной, с несколькими газовыми плитами, кухонными столами и холодильниками, я приостановилась. Мне внезапно пришло воспоминание, я будто наяву увидела отца, как он сидел у окна и курил. В детстве я часто наблюдала эту картину. Стало горько, а ещё одиночество и тоска кольнули в самое сердце.
- Хоть бы «до свидания» сказала, - проговорила мне в спину Лариса, когда мы с Иваном уже оказались на лестничной площадке. Кажется, мачеха даже плюнула с досады. – Всегда была неблагодарной.
Отвечать я не стала, поспешила вниз по лестнице.
- Милая женщина, - хмыкнул за моей спиной Филатов в какой-то момент. На это я тоже отвечать ничего не стала. Мы вышли из подъезда, направились к машине. Я была уверена, что Лариса наблюдает за нами из окна. – Нашла, что искала? – просил меня Иван.
Я кивнула.
- Нашла. Всё в порядке.
Мы сели в автомобиль.
- Что теперь?
Я достала из кармана ключ, рассматривала его. Затем плечами пожала.
- Не знаю. Наверное, поедем в Москву.
- В Москву? Банк что, в Москве?
- Да.
- Занятно.
Я на него посмотрела.
- Не так уж и далеко. Скажи спасибо, что не в Цюрихе. А то снова пришлось бы напрягать знакомых.
- Не язви, - попросил он. Разглядывал меня, после чего примирительно заметил: - Ты просто злишься.
- Знаю. Поехали обратно.
Соболевский новости о том, что придется ехать в Москву, тоже не обрадовался. И без того последние дни ходил всем недовольный, а тут просто позеленел. А затем заявил, что поедет вместе с нами.
- Глаз с вас обоих теперь не спущу, - заявил он.
Я в ответ на это только плечами пожала. Мне уже было безразлично. Почему-то я с каждым днем, с каждым пройденным препятствием становилась лишь спокойнее. А в уме перебирала варианты того, что могу увидеть в банковской ячейке помимо ожидаемого. Леша любил сюрпризы, любил собирать всякие мелочи и безделушки и хранить их. Что-то не ценное, но лично для него памятное. И, возможно, среди припрятанного могло оказаться то, что не должно попасться на глаза чужим людям. И Соболевскому, и тому же Филатову.
- Я билеты заказал, - сообщил мне Иван, появляясь в комнате после достаточно позднего ужина.
Последние дни никаких совместных, вечерних посиделок у нас не было. Даже для того, чтобы поговорить об общих делах и планах, никто старался не задерживаться. Перекинулись парой фраз и поспешили разойтись по комнатам. Я была уверена, что за дверью своего кабинета, Соболевский в одиночестве строит какие-нибудь очередные коварные планы. Негодует по поводу меня, Филатова и представляет, как непременно поставит нас с ним на место. Совместно или по одиночке. А сейчас с трудом мирится с тем, что не может контролировать ситуацию так, как считает нужным. Приходится ему идти на поводу у взбалмошной особы, то есть, у меня.
- Поедем втроем?
Иван усмехнулся.
- Поедем втроем. Последнее семейное путешествие.