— А разве я когда-нибудь допускала нападки на мистера Макки? — невинным тоном спросила она. В толпе снова послышался смех.
— Некоторое время назад вы делали довольно колючие репортажи об окружном прокуроре, обвиняя его в карьеризме и нечистоплотном использовании служебного положения, — напомнил один из репортеров.
Кари очень устала и знала, что выглядит далеко не лучшим образом. Выходя накануне из дома, она собиралась в тюрьму, но уж никак не на пресс-конференцию. Сейчас одежда ее была измята, а макияж, наложенный на лицо сутки назад, превратился, казалось, в слой засохшей штукатурки. Однако этот вопрос заставил ее встряхнуться. Она много думала об этом и, похоже, пришла к определенному мнению, однако до сих пор оно существовало в ее мозгу в виде неких туманных представлений. Теперь же мысль сформировалась быстро и точно:
— В течение долгого времени мое мнение относительно Макки было предвзятым.
— Из-за тех обвинений, что он выдвинул против вашего покойного мужа?
— Да.
Адвокат сделал шаг вперед и оказался между Кари и устремленными на нее объективами камер.
— Эти вопросы, — торопливо заговорил он, — не имеют ни малейшего отношения к нынешней ситуации. Миссис Стюарт больше нечего добавить.
— Нет, есть, — возразила Кари. По толпе слушателей пролетел взволнованный шепот. Даже уличное движение, казалось, не мешает воцарившейся вдруг тишине.
Несколько месяцев назад она ни за что не упустила бы возможности утопить Хантера Макки, теперь же она собиралась его защищать. Вместо того, чтобы рассказывать о том, как он очерняет память усопших, терроризирует вдов и использует запутанные процессы для собственного продвижения по службе, она приняла его сторону. А ведь она могла запросто уничтожить его, рассказав, как ночью он проник к ней в камеру… О, какой сладкий секрет!
Как только могла она счесть его за двуличного соглашателя! Ее любимый — цельная натура, он не нуждается в интригах, чтобы завоевать доверие со стороны общества. Отстаивая принципы, в которые верит, он пошел даже на то, что отправил любимую женщину в тюрьму. И в то же время рисковал всем, что имеет, проведя с ней в камере ночь.
Журналисты в нетерпении смотрели на Кари, готовые ловить любое слово, что сорвется с ее губ. Ее снимали на видео, фотографировали, и каждая ее фраза потом будет цитироваться в газетах и на телевидении. Год назад она не преминула бы разыграть эту ситуацию в свою пользу и всадить в Хантера Макки все патроны из обоймы, теперь же думала только о том, как сильно любит его.
— Это правда, — тихо начала она, — в свое время я относилась к окружному прокурору с большим предубеждением. Это было вызвано моей личной к нему предвзятостью. Я некорректно, непрофессионально использовала тот факт, что работаю на телевидении, для сведения с ним личных счетов, и каюсь в этом.
С каждым словом в ней все больше нарастало возбуждение, и сейчас она думала лишь о том, чтобы не расплакаться.
— В отличие от меня, он отделил личное от своего общественного долга. Он — цельный человек, и, сохраняя это свое качество, отказался идти на компромиссы, не задумываясь о том, во что ему это обойдется. Вот и сейчас информация, которую я отказывалась сообщить, значила для него очень много, и он делал то, что велит ему долг.
По лицам журналистов Кари видела, что они разочарованы. Да, ее слова шли от сердца, прежде чем высказать их, она обдумала, взвесила и тщательно сформулировала каждое, но коллеги ожидали от нее совсем другого. Подобные — пусть даже самые искренние — признания не способны стать сенсацией.
— А теперь прошу нас извинить, — снова вмешался адвокат. — Миссис Стюарт пережила ужасное испытание, и ей необходимо отдохнуть.
На удивление сильной рукой он взял ее под локоть и провел к своей автомашине.
В тот же вечер на огорошенных телезрителей хлынул поток новостей. Вечерние информационные программы показывали нескончаемый репортаж об арестованных полицией враче и медсестре, промышлявших продажей новорожденных младенцев (всех их удалось найти) бездетным богачам, а также интервью с заплаканными родителями. На телеэкранах то и дело мелькали кадры, где врача-преступника в наручниках вели от полицейской машины к зданию тюрьмы, и он ладонями закрывал лицо от телекамер.
Пинки запретил ей работать в этот день, и от того, что она не принимает участия в общей журналистской суете, Кари чувствовала себя обделенной. Когда адвокат привез ее в редакцию, толстяк сразу же начал кудахтать И махать руками, не позволив ей даже разобрать почту, скопившуюся на столе.
— Домой! — кричал он. — Домой и — отдыхай. Мы с Бонни придем к тебе после работы. А сейчас убирайся отсюда. Я слишком занят. Эй, вы, кто-нибудь поехал, чтобы взять интервью у этих Хас… Хус… Черт, как их там! Ну оторвет тут хоть кто-нибудь свой зад от стула?
Вечером они действительно заехали к ней, и пока Бонни готовила свой любимый салат, Пинки успел выхлебать целых два бокала виски. Впрочем, как только тарелки были пусты, гости отправились восвояси.
Перед Кари маячил долгий и пустой вечер. Днем она уже успела прилечь, и поэтому спать совершенно не хотелось. Желания читать не было, по телевизору не показывали ничего интересного и — никого, с кем можно перекинуться хоть словом. Оставалось считать часы.
Почему не звонит Хантер? Ясно, у него сегодня много хлопот, но уж пять минут он вполне мог найти — просто чтобы поднять трубку, набрать номер и спросить ее о самочувствии, настроении… Да о чем угодно!
Ближе к полуночи она по-прежнему продолжала терзаться этими мыслями, как вдруг раздался звонок в дверь. Через несколько секунд Кари уже была у двери. Глянув в «глазок», она увидела ЕГО и облегченно вздохнула.
— Можно? — спросил Хантер и, не дожидаясь приглашения, прошел мимо нее прямо к бару, налил себе скотча и неразбавленным опрокинул одним махом.
Он выглядел измученным. Когда он вошел в дверь, то держал плащ и пиджак через плечо на согнутом указательном пальце, а проходя через гостиную, небрежно бросил их на диван. Рубашка его была мятой и влажной от пота, узел галстука — ослаблен. Щеки Хантера, на которых уже успела отрасти щетина, запали, а вокруг глаз от усталости лежали синие круги. Сейчас очки вовсе не придавали ему презентабельный вид, а, наоборот, они как-то неуклюже сидели на переносице. Было заметно, что если в течение дня он чем-то и причесывался, то только пятерней. Однако, глядя на него влюбленными глазами, Кари думала, что никогда еще он не был так хорош.
Она по-прежнему стояла посередине комнаты. Хантер перевел на нее усталый взгляд, и на его губах появилось подобие улыбки. Ее блузка была заляпана краской, на колене джинсов красовалась дыра, а прическа представляла собой спутанную гриву светлых вьющихся волос. Она выглядела хрупкой, домашней и необыкновенно сексуальной.
