кованые ворота. Я смотрю в окно, просто физически ощущая на себе взгляд Назара.
— Вик, — он касается меня.
Трогает за руку, и я сбрасываю её. Он снова берёт меня за руку, и я опять стряхиваю её, отодвигаюсь подальше.
— Вика, — уже глухо рычит Назар, и его пальцы впиваются в моё плечо. Я резко разворачиваюсь. Всё моё самообладание, которого и не было как такого, насмарку.
— Убери от меня руки! — цежу сквозь зубы, и удивляюсь, какой короткий путь от любви до ненависти.
— Что так? — видимо Назар думает об этом же, — ты же только что млела от моих прикосновений.
Его глаза горят опасным огнём. Крылья носа трепещут, желваки гуляют по скулам. Он сдирает с шеи галстук, и отшвыривает подальше.
Олег косится на нас, но молчит, следит за дорогой.
— Тогда я ещё не знала, какой ты лицемер! — бросаю ему.
— Лицемер? — переспрашивает он в своей манере. — И в чем же я лицемер, Птичка?
— Ты сам знаешь! — не хочу снова говорить вслух все эти грязные вещи.
— Нет уж скажи, — он хватает меня за основание шеи и грубо поворачивает к себе лицом.
— Да что ты себе позволяешь, Назар! — взвизгиваю я.
— Давай Птичка не томи, — не обращает никакого внимание на мои метания Назар. Смотрит жестко и требовательно.
— Не хочу, слышишь, говорить об этом. И с тобой не хочу! Как ты мог?
— Что? Иметь прошлое?
— Оно не прошлое, а вполне себе реальное настоящее. Девушка страдает. И их у тебя много. Так что утешь их всех, сделай милость. А меня оставь в покое.
— Ты дура, Птичка, — выдыхает Назар, — никто мне не нужен, кроме тебя! — он отпускает меня, и я снова отворачиваюсь.
— Успокоишься и мы поговорим, — говорит напоследок, и тоже замолкает.
28. «Только ты»
Блядь!
Другого слова Назар просто не находил.
Он настолько разнежился в своём мирке с Птичкой, что совершенно забыл обо всём, и обо всех. Строил планы на совместное будущее, прикидывал, когда сможет познакомить Вику с родителями, и просто напрочь забыл, про двух своих любовниц, одна из которых сегодня напомнила о себе.
А ведь была ещё одна проблема, и от неё как от Алки не отмахнёшься, но сейчас в первую очередь надо успокоить Птичку, и разобраться с теми тяжкими мыслями, что одолевали её головку.
Назар так и не понял, говорила ли она с Аллой, или просто что-то подслушала, но вопросы задавала правильные.
И ведь выяснили с ней всё вначале вечера, когда она напала на него с обвинениями, что он её совсем забросил. И да, он забросил их всех, потому что зачем они ему нужны, когда он нашел в одном человеке всё, что ему было нужно, всё сочетание, весь спектр чувств и ощущений.
Птичка для него стала целым миром, и поэтому грустить и вспоминать о бывших любовницах Назар даже и не думал. Об этом он сказал Алле, когда она его подловила, не успел он явиться в особняк Проскурина. И подозрение, что их двоих видела Вика, только подтвердились теперь.
Видела, но решила сдержаться, и вечер вроде удался. Она была великолепна, как впрочем, и всегда. Где бы она ни появлялась, она ослепляла, может конкретно только его, хотя судя по взглядам, которые бросали на неё другие мужчины, не только. Птичка умела очаровывать, особенно когда она сама светилась от счастья, так и тянуло встать под лучи её персонального солнца.
И как, блядь, он не уследил, ведь отслеживал весь вечер, чтобы Алка и близко не подходила к ним. Но не в туалет же, ему было с ней идти?
И сейчас Вика себя вела так не типично для неё.
Ноль рассудительности, ноль спокойствия. Просто ревнивая баба, и это злило, и сердило. Хотелось, чтобы она подчинилась его силе, по умолчанию, просто потому, что он мужчина, и это её сопротивление вообще сбивало все барьеры на хрен, чуть не размазал её по сидению.
За то, что проявляет такие приземлённые чувства, ведёт себя, как обиженный ребёнок.
Неужели не видит, как он влип в неё?
Как теряется каждый раз в её нереальных глазах, отмечая палитру оттенков, от светлой зелени до прозрачного серого.
Не замечает что ли, что сердце его скачет, стоит только ощутить аромат её сладкий.
Он даже присутствие её ощущает, не видя её.
И сейчас своей ревностью, она бесит его, потому что, допускает, пусть хотя бы в мыслях его измену. А значит, не доверяет.
Они, так молча, и доехали до дома. Потом поднялись на лифте. Вика демонстративно отвернулась от него, разглядывая тёмный город, за прозрачной стеной лифта. А он разглядывал её спинку, и поникшие плечики, и изящные кисти рук, и пальчики что сжимали юбку платья.
Он вспомнил как она, в ужасе узнав цену этого платья, умоляла не покупать его. Назара тогда позабавила её реакция. Впервые увидел у женщины не алчный блеск от обладания брендовой шмоткой, а ужас, и запретил ей вообще вести разговоры на эту тему, и сомневаться в его решениях, и видел, как упрямо блестят её глаза, но подчинилась, совладала с собой. И платье это носила так словно, всю жизнь одевалась от именитых дизайнеров.
А сейчас, что произошло?
Неужели её так выбили из колеи слова Аллы?
И что она вообще там наговорила?
Они, молча, заходят в квартиру, и Вика скрывается в гардеробной. Даже стук каблучков о паркет какой-то грустный.
Назар даёт ей немного времени. Стягивает смокинг, расстегивает рубашку. Идёт в ванную, умывается, пытается настроиться на серьёзный и неприятный разговор.
Возможно, сейчас самое время выложить вообще всё?
Он смотрит на себя в зеркало, оценивая, сможет ли он после этого вернуть её. Ведь если Вику так задело наличие бывших любовниц, что будет после этого?
Назар ещё раз плещет себе в лицо холодной водой, и принимает решение поговорить обо всём.
Но когда он тихо заходит в гардеробную, в
