— Не пришлось бы.
Они сверлят друг друга яростными взглядами, и я встаю между этим перекрестным огнем.
— Папа, пожалуйста, успокойся, — беру Шведова за обе руки, — все закончилось хорошо. Андрей успел, и этот ваш Соболев тоже...
Теперь его глаза обжигают меня, и я лишний раз подмечаю, как они у нас похожи. Интересно, у меня тоже так получается зыркать? Вряд ли, тогда ко мне точно никто на километр не посмел бы приблизиться.
Мы смотрим друг на друга, Шведов глубоко дышит. А до меня только сейчас доходит, что я назвала его папой. Вслух. Я все это время приучала себя называть его мысленно папой или отцом, и сейчас само вырвалось.
— Как ты меня назвала? Я не ослышался? — он сдавливает мои руки в широченных ладонях. Про Никиту и думать забыл, глаз с меня не сводит.
— Нет, — и я не отвожу, — я давно хотела. Не могла решиться, не получалось...
— Почему? — он странно хрипит. — До сих пор тошно?
— Нет, не поэтому, — подаюсь вперед, не хочу, чтобы он так думал. — Я просто... просто стеснялась.
Последние слова говорю шепотом, но он все равно слышит. Закрывает глаза, шумно сглатывает. А когда открывает, в них уже говорит совсем другой огонь.
— Доченька моя, — притягивает за плечи и целует в макушку. Обхватывает обеими руками, и я оказываюсь как в коконе. — Ты меня правда простила?
Никита отходит к окну и отворачивается. Я киваю. Да, правда. Давно.
— Я тебе позвонила, когда они... Когда меня обвинили, что я деньги украла. А ты в реанимацию попал. Я так испугалась...
Шведов гладит меня по голове, прижимает к твердой груди, и я ловлю себя на том, что мне намного легче говорить ему «ты», чем сухое отстраненное «вы».
— Прости меня, доченька, прости. Ты так нуждалась в моей помощи, а я умудрился вляпаться в эту ебу... гребанную аварию.
— Ты помог, папа. Ты Никите помог. Если бы не Соболев...
— Соболеву полицейский знакомый информацию слил, — говорит отец, не разжимая рук, — он сам бы не узнал. Зато он выяснил, кто всю эту ху... В общем, кто был выгодополучателем всего того дерьма, в которое вы влезли, дети мои.
Он смотрит на Никиту, тот разворачивается на сто восемьдесят градусов и вперяется вопросительным взглядом.
— Кто? — меня тоже раздирает любопытство.
— Оливер Дуглас, руководитель службы безопасности университета. И он же то ли двоюродный, то ли троюродный дядя Саймона. Они вместе это все организовали. Конечно, Дуглас был не один, его прикрывали. Он устраивал тотализатор, а племянник занимался вербовкой. Если бы твой муж не сделал из него овощ, клянусь, я бы сделал это сам.
Прикрываю глаза. Саймона Демон заставил прыгнуть с крыши. Он прыгнул, но неудачно, повредил позвоночник. И теперь прогнозы врачей самые нерадужные.
Не могу сказать, что мне жаль Саймона, но и радоваться тоже не хочется. Никита рассказал мне, как обратился за помощью к Соболеву. А потом просил его за Элфи и Феликса. И я попросила. За Райли. Не ради него, ради Оливии.
Отец рассказал, что Соболев нашел всех. И тех, кто финансировал Игру тоже. Тайный клуб был лишь верхушкой айсберга. Выяснилось, что учредители иногда делали заказ на определенный сценарий, который и воплощал в жизнь Саймон.
Полиция провела расследование, Дугласа арестовали. Но в деле было замешано слишком много девушек, и не все соглашались подавать иски. Поэтому приняли решение не предавать огласке результаты расследования.
Спонсоры программы, по которой студенты отрабатывали учебу, подали в суд на администрацию университета.
— Так что делать вам обоим в этой клоаке больше нечего, — подытоживает отец. — Переведетесь в нормальный вуз. Деньги за обучение вам обоим вернут в полном объеме. Или... — он подозрительно зыркает на Никиту, — надеюсь, ты еще не сделал нас с Топольским дедами?
И они оба смотрят на меня.
— Не сделал, — мотаю головой и краснею. Это я со Шведовым точно не готова обсуждать.
— Это хорошо, — с облегчением выдыхает отец, — тебе сначала доучиться надо.
Никита
— Мы пойдем, Ник, а то он уже капризничает, — Маша поднимает малыша на руки. Тот и правда куксится, морщит нос-кнопку.
Точно, как мы с отцом, когда нам что-то не нравится.
— Идите, я вынесу коляску, — говорю, зашнуровывая «конверсы».
Выхожу во двор с коляской и на некоторое время зависаю, любуясь своей женой, нежно воркующей с ребенком.
— Смотри, какой котик! Как котик говорит? Мяу! Котик говорит мяу!
Улыбаюсь и подхожу ближе. Впервые проскальзывает мысль, что, может, у нас с ней тоже такой будет.
Потом, когда-нибудь. Пока что мы уделяем внимание исключительно процессу.
Макс уже совсем большой, корчит смешные рожицы. А Маша с ним на руках кажется сейчас особо хрупкой и уязвимой. Ей нелегко держать щекастого Максимку, и я спешу на помощь.
— Сажай его в коляску, Мышка, он тяжелый.
Но парень характером явно пошел в старшего брата. Цепляется за Машу и упорно отказывается ехать сам в коляске. Супит брови, хнычет и лезет обратно на мою жену.
Я сдаюсь первым.
— Давай я его понесу. Макс, пойдешь ко мне на ручки?
Мелкий засранец упрямо мотает головой и собирается заорать. Маша начинает уговаривать.
— Максик, иди к Никите. Он тебя посадит на плечи, будешь оттуда всех видеть.
Брательник ненадолго задумывается и все-таки позволяет себя взять.
— Ну ты и кабан! — подбрасываю его вверх. Он смеется, показывая несколько прорезавшихся зубов.
Усаживаю парня себе на плечи, крепко берусь за ножки.
— Держись за голову или за уши. За волосы просьба не хвататься.
Макс как специально ждал, мигом вцепляется в волосы, и Маша бросается выдирать у мелкого хулигана зажатые в кулачках пряди.
— Оставь, — говорю, — мне не больно.
— Он стал такой вредный, — качает она головой, — как мама с ним справляется?
— У тебя тоже неплохо получается, Мышка. Меня он вообще в виду имеет.
— Вы только познакомились, он еще не привык. А меня он с рождения знает, — возражает жена, одной рукой управляя коляской.
Мы с Машей гостим у родителей, сегодня отпустили их в ресторан с ночевкой в отеле. А сами нянчим Макса.
Нянчим, конечно, громко сказано. Братом больше занимается Маша, я так, на подхвате. Могу разве что посмешить и поиграть, вот как сейчас. Изображаю коня и подскакиваю на ходу, крепко держа малого за ноги.
Макс заливисто смеется, дергает за волосы. Маша наблюдает за нами со странным блеском в глазах.
— Что-то не так, Мышка? — ловлю ее за талию. — Я не похож на коня?
— Чистокровный скакун, — смеется она, высвобождаясь.
— Тогда что? — не отстаю я.
— Ты будешь хорошим отцом, Никита, — говорит она и отводит глаза. Я как с разгона влетаю в ледяную воду.
— Маша, посмотри на меня, — говорю, а у самого пересыхает в горле. Беру ее за подбородок и поворачиваю к себе. — Маш, мы что, уже?
«Он уже сделался. Так получилось, ну не на аборт же мне ее было отправлять», — всплывает в памяти наш разговор с отцом, и я холодею.
Но Маша удивленно качает головой.
— Нет. С чего ты взял, мы же предохраняемся!
— Точно?
— Да, Никит, я просто сказала, что ты будешь хорошим отцом. Потом когда-нибудь.
Облегченно выдыхаю, целую в макушку.
— Потом конечно буду. А сейчас нельзя. Тебе надо учиться, Шведов выебет мне весь мозг, если мы сейчас залетим.
Вечером помогаю Маше выкупать Максима, затем она его укладывает спать. Но это упертое создание явно чувствует, что мне не терпится остаться с женой вдвоем. Он долго не засыпает, Маша перепела ему, кажется, весь репертуар детских песен, который знала.
Приходится подключаться мне. Включаю ему свой плейлист, и парень вырубается почти мгновенно.
— Как ты так умудрился? — непонимающе хлопает глазами Мышка.
— У нас с ним просто одинаковый вкус, — объясняю и тяну ее в спальню, — во всем. И в музыке, и в женщинах. Ты ему тоже нравишься!
