Гвин обняла Ванессу за плечи и вывела ее из медицинского кабинета. Остальные двинулись следом. На мгновение узор на кафельной плитке пола покачнулся и расплылся. Гвин уже догадывалась, что дело не только в нервах. Алек взял ее за локоть и приложил ладонь ей ко лбу.
— Сверчок… Ты вся горишь!..
— О нет. Нет, нет, нет!
Она подняла руки вверх и поплыла по коридору, чувствуя, как плещется платье у лодыжек. Ей это кажется или коридор действительно качается?
— Спектакль состоится сегодня, даже если меня будет тошнить после каждой сцены!
Видимо, у этой женщины неисчерпаемый запас адреналина. Алек был уверен, что только это помогло ей продержаться весь спектакль. И притом блестяще. Но как только занавес упал, силы оставили Гвин.
Лави усадила ее на переднее сиденье машины Алека. Всю дорогу домой Гвин была в полузабытьи. В какой-то момент она очнулась.
— Скажи что-нибудь, — попросила она. — Что со мной?
— Ты заболела. Лави уверила меня, что это не смертельно. Сейчас привезу тебя домой и уложу в постель.
— О, Алек, — пробормотала она, закрывая глаза, — прости, но сегодня я на это не способна…
Тот бросил на нее быстрый взгляд, намереваясь сказать что-нибудь утешительное, но Гвин уже снова отключилась.
Она проснулась от яркого солнца. Что-то тяжелое давило на нее — скосив глаза, Гвин увидела, что у нее на животе разлеглась кошка. Некоторое время Гвин просто лежала, не понимая, в чем дело. Потом поняла: она выздоровела.
Но почему она в постели Алека? И какое сегодня число?
Она осторожно села на кровати, что далось ей не так уж легко, поскольку кошка не изъявила никакого желания сдвинуться с места. Сев, Гвин тут же поняла, что она еще не настолько здорова, как ей показалось вначале. Но, по крайней мере, ее больше не тошнило и кожа не пылала жаром.
— Ну-ну… Приятно видеть, что ты вернулась к жизни.
Все было мутным. Взгляд. Ощущения. Мысли. В дверях стоял ее любимый мужчина, а у нее не дрогнул ни один нерв. Может быть, она умерла и попала в ад?
— Подожди радоваться, — пробормотала она. — Почему я здесь и что тут происходило?
Усмехнувшись, Алек вошел в комнату и сел на край кровати.
— Мы решили, что поскольку в гостинице гости, не стоит подвергать их риску заразиться гриппом, и поместили тебя ко мне. Но поверь, у меня и в мыслях не было пользоваться слабостью больной женщины.
— Я, наверное, ужасно выгляжу. — Гвин провела рукой по волосам.
— Да, пожалуй.
Гвин поморщилась и спросила:
— А ты где спал?
— На диване.
Диван был ему явно не по росту.
— Который час?
Алек скосил глаза на часы, стоящие на тумбочке.
— Около трех часов дня.
— Тогда следующий вопрос — на шестьдесят четыре тысячи долларов: какой сегодня день?
— Понедельник. Ты провалялась два дня. Почти три.
Мысли начали проясняться.
— И ты ухаживал за мной все это время?
— Угу.
— И не заболел?
Он пожал плечами.
— Как видишь.
— Уже хорошо. — Гвин наморщила нос. — Значит, ты целых три дня заботился обо мне?
— По-моему, я всю жизнь забочусь о тебе. — Алек взял ее за руку и коснулся другой рукой ее щеки.
Она накрыла его руку своей и кивнула, боясь сказать лишнее. Сейчас, когда физическое влечение на время утихло, любовь-нежность вырвалась на свободу и заполнила ее сердце. Как сможет она уехать от него?
— Хочешь чего-нибудь? — Гвин застонала и помотала головой. — Что-нибудь поесть, — рассмеявшись, уточнил он. — Или, может быть, чаю?
Она вдруг почувствовала, что проголодалась. И еще испугалась, что, если он сейчас не уйдет, она скажет или сделает какую-нибудь глупость.
— Да, чаю. И… пожалуй, бутерброд.
— Бутерброд с чем?
— С чем угодно. А то у меня такое ощущение, что у меня рот полон кошачьей шерсти.
Когда Алек вышел, она снова откинулась на подушки и погладила старую кошку. Комната была проста, но уютна: обшитые деревянными панелями стены, кремовые шторы в темно-красную клетку. Гвин подоткнула вокруг себя темно-синее пуховое одеяло, наслаждаясь мягкостью голубых фланелевых простыней. Какая прекрасная широкая кровать! Они не воспользовались кроватью во время того короткого свидания на прошлой неделе. И тогда, когда она приходила смотреть видео, — тоже. А жаль. Гвин зевнула и закрыла глаза. Очень удобная кровать…
Войдя в спальню с подносом в руках, Алек увидел, что Гвин снова уснула. Но это был сон выздоравливающего человека, а не беспокойное забытье больного.
Его сердце болезненно сжалось. Он теперь не сможет смотреть на эту кровать без того, чтобы представить в ней Гвин. Он поспешно вернулся в кухню и убрал бутерброд в холодильник.
Гвин почувствовала себя плохо еще до начала спектакля, но не позволила себе обмануть ожидания детей — «своих детей», как она называла их. Они все время звонили, справляясь о ее здоровье. Некоторые привезли цветы и открытки. Они полюбили ее.
И он полюбил ее. И Брайан Ньюман тоже. Продюсер с нетерпением ожидал выздоровления Гвин, чтобы поговорить с ней.
Хорошо. Похоже, все становится на свои места. Если он не ошибается, Ньюман хочет говорить о деле. А это значит, карьера Гвин состоится. И она уедет из Лейквуда, из его жизни и из его постели.
И все это он устроил своими руками.
Канун Рождества, Сочельник, Гвин всегда очень любила. Предвкушение праздника радовало ее больше, чем сам праздник. Она все еще была слаба, но решила обязательно присутствовать за общим праздничным столом. Были приглашены Филипсы и, разумеется, племянник сестер-близнецов с семьей.
Гвин понимала, что после сегодняшнего вечера у нее больше не будет предлога оставаться в доме Алека. Вообще-то, она еще вчера вполне могла вернуться в гостиницу, в свою комнату. Но ни Гвин, ни Алек не заговорили об этом. Более того, он провел эту ночь вместе с ней, в своей постели.
Никогда еще Гвин не спалось так сладко.
Сейчас, когда они с Алеком вошли в вестибюль, раздался взрыв приветственных аплодисментов. Гвин усадили в кресло поближе к камину; все радостно суетились вокруг нее, а она, широко улыбаясь, принимала неожиданно бурные знаки всеобщего внимания.
Но что совершенно озадачило ее, так это необъяснимый интерес Брайана Ньюмана к ней, к спектаклю и ее игре. Хотя похвалы ей были приятны, но все же несколько смущали ее. К тому моменту, как они сели за стол, Гвин не знала, что и подумать. Он не флиртовал с ней, Гвин чувствовала это, его интерес поддерживало что-то другое. Каждый раз, когда Гвин вступала в разговор, задумчивый взгляд этого долговязого лысоватого мужчины устремлялся к ней, подобно лучу радара. В какой-то момент, окончательно смутившись, она отыскала под столом руку Алека, но он в ответ лишь улыбнулся и прошептал:
