Я не знаю, что сказать — отчего-то боюсь и слово вымолвить, но тут слышу уверенное и громкое:
— Эй, хозяюшка! Помощь нужна?
Я очень точно научилась распознавать различные тональности в голосе мужа. И сейчас абсолютно уверенно могу заявить, что слышу нотки мягкости.
Женщина перестаёт тянуться до листьев и слегка поворачивает голову на мужской голос. Потом выпрямляется и делает несколько шагов в нашу сторону. А потом подходит ближе.
Она стара. Лицо ее измождено глубокими морщинами, на шее видны светлые пигментные пятна. Седые волосы собраны в объемный пучок на голове. А она тепло улыбается, как будто для неё совершенно неважно, что мы оторвали ее от дела.
Она поднимает глаза на неизвестных посетителей и доброжелательно отвечает, продолжая приближаться:
— Нет, сынок, я уже почти законч...
Ее голос обрывается на полуслове, когда она находит взглядом лицо Ромы. Женщина замирает и бледнеет, теряя дар речи. Округляет глаза, приоткрывая рот. Кладёт руку себе на грудь и тихо охает. И к нам больше не подходит, опасливо отшагивая назад. А я отрываюсь от неё и сосредоточенно наблюдаю за реакцией мужа.
— Привет, мам, — Рома произносит негромко, как будто вопросительно, слегка пожимая плечами, чуть кривя правый уголок губ.
— Господи боже...
А женщина закрывает рот рукой и ее грудь начинает часто вздыматься. Она крепко зажмуривает глаза. Открывает. Потом ещё раз зажмуривает. И снова открывает. Обхватывает себя за плечи, не зная, куда деть руки.
— Я живой, мам.
Она крепко смыкает дрожащие губы, отчего ее лицо становится перекошенным, и размазывает по щеке мокрую дорожку. Затем снова. И снова.
— Ромка... — произносит севшим дрожащим голосом, — ты это?
Слезы льются из ее глаз неисчерпаемыми потоками. Я стираю влагу со своего лица, не в силах остановиться.
Рома срывается с места, снимает с калитки какую-то чёрную резиновую штуку, похожую на шину от велосипеда, только меньшего диаметра. Закидывает руку за забор, очевидно, двигая щеколду, и несётся вперёд.
Быстро приближается к матери, обнимает ее за плечи и крепко прижимает к себе. Медленно гладит по голове.
— Не плачь, мам, все хорошо. Все хорошо...
Сердце мое замерло и до сих пор не может вернуть привычный ритм. Не могу, не хочу поставить себя на ее место. Не представляю, что сейчас творится в ее душе и как стремительно меняется миропонимание.
— Ромка! Ромка! — старушка крепко прижимается к мускулистому телу сына и, не в силах сдерживаться, плачет громко, навзрыд. Ее потрясение слишком сильно.
И это так страшно: видеть слезы в глазах пожилых людей. В глазах матерей... спасает только то, что это слезы искренней, неудержимой радости.
Морщинистое лицо уже мокрое, как и рубашка на груди Ромы, а женщина все продолжает плакать, не успевая размазывать влагу дрожащими пальцами.
Ещё через несколько минут мама Ромы все же немного успокаивается и, громко всхлипывая, переводит взгляд на нас.
— Ромка... ты девочек своих привёз?
— Да, это моя семья. Пойдём, я вас познакомлю.
Карина мгновенно напрягается. Эмоциональную сцену она наблюдала настороженно, спрятавшись за меня.
Знакомство получилось очень впечатляющим, потому что мне тоже не удалось держать себя в руках. Слишком уж велико напряжение, стремительно меня сейчас покидающее.
На сердце стало так тяжело, оттого что к своей маме я не могу приехать. Не могу обнять. Сказать, как сильно я её люблю и скучаю. Познакомить с Кариной. А так хотелось бы... надеюсь лишь на то, что она смотрит на меня с небес и знает это и так.
Мама Ромы, Елена Геннадьевна, оказалась очень гостеприимной хозяйкой. В два счета накрыла скромный стол, налила чай. И весь вечер смотрела на нас такими глазами... как будто до сих пор не верит в происходящее.
Она очень мягко и старательно перетягивала внимание все ещё настороженной внучки на себя. И через пару часов Карина вполне освоилась.
На логичный вопрос, как так получилось, Рома ответил коротко: в той страшной аварии произошла путаница. Имела место потеря памяти, а когда все выяснилось, он уже долгое время жил и работал за границей. Но Елена Геннадьевна настолько счастлива возвращению сына, что не требует более глубоких объяснений, соглашаясь с тем, что он сейчас готов ей открыть.
Насчёт нас с Ромой мы частично открыли ей правду: познакомились несколько лет назад, когда ее сын был проездом в этой стране. Но судьба нас развела, наградив дочерью, которую я воспитывала сама. Неожиданная встреча соединила нас вновь, когда Рома вернулся на родину. Чувства никуда не делись, и теперь мы женаты и с трепетом ждём второго малыша.
— Бабушка! — малышка с любопытством всматривается в глаза пожилой женщины, натягивая тёплые вязаные носочки, правда, немного великоватые для детской ножки. — А когда мы приехали, ты что делала?
— Ох, Кариш. Я убирала сухие листья. И готовила к зиме розовый кустарник. Который посадила в честь твоего папы много лет назад. Хочешь, покажу?
— В честь паааапы?! Конечно! Побежали! Догоняй!
Последнее слово заставило меня улыбнуться, потому что мама Ромы ходит медленно, но она все равно постаралась подыграть Карине. Уже на выходе она обернулась и тепло с улыбкой посмотрела на сына.
А мы с Ромой остались вдвоём.
В этом месте непередаваемая атмосфера. Здесь родился и повзрослел мой горячо любимый муж.
Как будто мы с ним стали ещё ближе друг к другу.
— Мама предлагает остаться на ночь.
— Ну и отлично. Тебе ведь завтра не нужно на работу.
— Да, но это будет не слишком удобно для тебя.
— Почему? Я вполне нормально себя чувствую. Позвоню утром в офис и предупрежу, что задерживаюсь, — и улыбаясь добавляю, — и до послезавтра не приеду.
Возражений не последовало, а уже ночью, лёжа без сна, пока Карина мирно посапывала на соседнем диване, мы продолжили разговор.
— Знаешь, — Рома кладёт руки под голову и смотрит в потолок, а
