побледнела, и еще плотнее закуталась в плед.
Черт…
— Сейчас я все вам расскажу, — решаюсь я.
И рассказываю.
И про несостоявшееся изнасилование, которое я упоминала лишь мельком. Даже рассказывать о нем не хотела, но у девочек были вопросы из-за моих синяков.
Рассказала я и о своих мыслях, по поводу того, что Андрей может быть к этому причастен. И про родителей — моих, и Андрея… про все рассказывала, и пока не договорила, не могла дышать спокойно.
Захлебывалась словами, давилась, но говорила. А девочки, чем больше узнавали, тем больше бледнели.
— Что скажете? — закончила я свой рассказ. — Я запуталась, совсем запуталась… не понимаю уже ничего!
— А он… он говорил, что любит тебя? — спрашивает Крис.
— Нет, но и я ему не говорила.
Хотела, но… видно по мне было. И слепой бы увидел!
Я уверена была, что Андрей любит меня, пусть сначала и сомневалась. Он ведь защитил меня, когда всплыло то порно-видео, Веронику наказал… но разве он это сделал из любви ко мне?
Нет, просто она пошла против него.
А тот насильник — он искал именно меня! И… нет, не хочу я в это верить, только не в это!
Говорил, что я нужна ему, и я ведь чувствовала это! Не просто верила и надеялась, а чувствовала, что нужна! Или это был самообман?
Может, я нужна была для того, чтобы меня подавить? Чтобы потом кинуть меня к ногам моих родителей — сломанную и ненужную?
Или я была лишь отвлечением. Избавлением от одиночества, на которое Андрей сам себя обрек?
— Мариш, вот, что я скажу: тебе нужно время! — говорит Марго. — Чтобы разобраться самой, чтобы понять. Только время!
Да, мне нужно время.
Всем оно нужно, а я чем хуже?
Закрываюсь в ванной, медитирую над телефоном. Набираю Андрея, и сразу сбрасываю. И снова, и снова… Наконец, решаюсь.
— Привет, — говорю я. — Андрей, ты уже знаешь о моих родителях?
— Что их вытащили? Да, знаю.
Сглатываю, сажусь на коврик, и упираюсь спиной в ванну.
— Ты должен знать: помнишь, я говорила тебе, что меня машина сбила? Это… это твоя мама была. Потому все и началось…
Рассказываю ему все — торопясь, боясь, что забуду что-то важное. Что бы между нами не происходило, но Андрей имеет право знать обо всем!
Договариваю, а он молчит. Слышу его дыхание, но реакции никакой. Может, он в шоке?
— Тебя обманули. Моя мать не могла так поступить!
— Андрей, любой человек мог так поступить! — кричу я. — Почти любой… у нее был стресс, испуг, вот твоя мама и совершила ош…
— Нет, — отрывисто прерывает меня Андрей. — Мама этого не делала! Но… я могу понять, зачем твоим родителям понадобились деньги.
Не верит мне.
А я бы поверила?
Пожимаю плечами, и закрываю глаза. Пусть верит, пусть не верит — но я рассказала, а что делать с этой информацией, пусть сам решает.
— Я не приеду завтра, прости.
— Почему?
Чтобы не натворить глупостей.
— Нам пока лучше не встречаться, — тихо говорю я. — Мне нужно одной побыть… Андрей, ты меня хоть немного любил? Или я — часть твоего плана мести?
Молчит. Ощущаю его раздражение через километры, что нас разделяют. Словно наяву вижу, как он хмурится.
— Это не телефонный разговор, и… я никогда не обижал тебя! Приезжай завтра, обсудим все! Просто приезжай!
Только что обидел.
Усмехаюсь грустно, и прощаюсь.
Утром навещаю бабулю, и помогаю им с братом добраться на дачу.
— Детка, ты уехать хочешь? — спрашивает вдруг бабушка, а я…
Киваю. Да, хочу.
Она не возражает, лишь целует меня в щеку.
Вещи собраны — и мои, и подруг. Нервно расхаживаю по комнате, надеюсь, что раздастся звонок в дверь, или хоть телефон зазвонит, и это будет Андрей.
Попросит прощения.
Скажет, что любит! Что также любит меня, как и я его.
Узнает, что у нас будет ребенок, подхватит на руки, закружит на руках, и…
Нет. Как можно воспитывать ребенка с ним? С тем, кто не любит, кто не уважает. Не верит, в конце концов. Права Вероника, даже если вместе будем — сидеть мне дома, пока Андрей ужасными вещами занимается. Терпеть, с совестью договариваться, за ребенка бояться, и за Андрея.
Который рано или поздно найдет кого-нибудь получше.
А этого я вынести не смогу, просто не смогу!
Надо ехать! Просто попрощаться с ним, просто посмотреть в его глаза еще раз…
— Девочки, я скоро вернусь. На час буквально, — говорю я, и выбегаю из квартиры.
АНДРЕЙ
… — Андрей, ты меня хоть немного любил?
Под дых бьет своими вопросами. Девочка моя…
Но именно сейчас я и понимаю, вернее называю вещи своими именами: да, любил.
И люблю.
Как ее можно не любить?
Вот только опять ей голову задурили погаными россказнями. Эдик и Марианна… да пусть валят! Сам бы освободил, видел ведь, как тяжело ей. К черту эту месть идиотскую, но зачем они врут?
Хотят очернить моих родителей, которых сами же сгубили. Сделать равными себе. Понятно, что нашли дурачков, и облапошили. Нашли какие-то точки, чтобы надавить, и деньги требовали. На отца ведь можно было нарыть компромат — бизнес в таких городах, как наш, по закону не построить.
Но ведь они на лечение Марины деньги собирали…
Черт! Не по телефону же все это обсуждать. А Марина приедет — я знаю, что приедет!
Телефон звонит с самого утра, хватаю его, еще не поднявшись с кровати.
— Да!
— Это Роберт, — говорит отец Давида. — Андрей, не ищи его. Он уже за границей, сына я не отдам!
— Он…
— Поступил подло. Глупо и жестоко, но он мой сын! — мученически произносит Роберт. — Он вроде и ровесник твой, но мальчишка. Завидовал тебе, что ты сам поднялся, а он человеком стал лишь с моей помощью. Потому и захотел к вам переехать — доказать тебе, что он лучше. Отомстить за Карину… знаю, что ты не виноват, дочь не в себе была, но Давид уперся. Девка твоя ему не нужна была, но он помешался на вас с ней. Сказал, что хотел сначала, чтобы она его тебе предпочла. И Давид бы на этом успокоился, если бы разок ее завалил — утер бы тебе нос, но она не замечала ничего. Как и ты. Оставь Давида, ты не найдешь его!
— Найду. Рано или поздно, но найду, — отвечаю я. — Такое не прощают.
— Тогда ты получишь войну.
Уже получил.
Жду. Как дурак жду. А Марина все не едет… может, послать за ней машину? Но хотел ведь не
