– Значит, мне нужно было рассказать все по-другому, – покорно произнесла Джини. – Но я не могу лгать тебе, Паскаль.
– Извини. – Он приподнял руку, словно отгоняя боль, и наклонился вперед. – Все понимаю, Джини, но ты же должна видеть, что здесь одно не вяжется с другим. Откуда вдруг у тебя такая убежденность в том, что он невиновен? Ни он, ни твой отец не представили тому ни единого доказательства. Хорошо, будем считать, что они изложили тебе убедительную версию. Но это же только одна из множества, Джини, и не более того.
– Все было не так. И не тогда. – Она замялась, увидев, как напрягся Паскаль.
– Хорошо. Пусть позже. В какой же момент? Когда ты осталась наедине с Хоторном?
– Он начал убеждать меня, еще когда мы были у Мэри. И мой отец тоже. Может быть, сыграло свою роль то, что он вмешался, не позволив отцу ударить меня.
– Могу себе представить. Весьма удобная возможность, и он не преминул ею воспользоваться.
Джини пропустила эту колкость мимо ушей.
– Это трудно объяснить, Паскаль, – вздохнула она. – Дело даже не в том, что он говорил, а в том, как он говорил. Когда рассказывал о своем браке, других женщинах… Я знаю, что все это было правдой.
– Господи, Джини! – развел он в отчаянии руками. – Послушать тебя, так перед нами предстает прямо-таки невинная овечка, благороднейшая душа… И как же этот благородный человек поступает, когда вы с ним остаетесь вдвоем в твоей квартире?
– Знаю, согласна. Но до этого он долгое время только и делал, что говорил.
– Хорошо, говорил. О чем же? О женщинах. О любви. Господи, Джини, да это же избитый прием. О том, как жена его не понимает, не удовлетворяет…
– Он не о том говорил.
– А ты и рада была клюнуть на его удочку. Ты бы хоть капельку подумала, Джини. Ведь не ребенок уже. Весь этот разговор был насквозь провокационным.
– Нет, не был.
– Опомнись, Джини! – раздраженно повысил голос Паскаль. – Сколько можно говорить об одном и том же! Да он же плел тебе о своих любовных интрижках, ночных похождениях, о том, в конце концов, как засаживал то одной, то другой. Разве не так? Уж если ты не в состоянии разобраться, то я вижу его насквозь. Я-то знаю, почему мужики рассказывают бабам все эти байки. Сам тысячу раз… видел это и слышал. Это же элементарное приглашение в постель – сама прекрасно знаешь.
– Нет, все звучало не так. Это не было спланировано заранее. Он был честен со мной, и я ему поверила.
– Ну, ладно, ладно. – Паскаль поднял руки, показывая, что сдается. Поднявшись со стула, он пересек комнату несколько раз. Джини видела, как он пытается подавить в себе гнев и раздражение. Сев опять на стул, Паскаль напряженно посмотрел на нее.
– Ну хорошо. Попробуем разобраться еще раз. Мне это не доставляет ровным счетом никакого удовольствия. Тебе тоже. Но помучиться все равно придется. Ладно, первая часть твоей истории принимается. Ты провела с папашей вечер, наполненный эмоциями. Хоторн приходит к тебе на помощь. Везет тебя домой. Ставит для тебя Моцарта, Господи, спаси и помилуй. Просит у тебя разрешения зайти к тебе. Ты разрешаешь. Глупо, конечно, но что теперь делать! Он усаживается поудобнее и заводит с тобой пристойный, честный разговор – никаких грязных намеков, никаких скрытых предложений. И ты начинаешь испытывать к нему расположение. Прав я или нет?
– Не могу сказать, что начала испытывать к нему именно расположение, – задумчиво произнесла Джини. – Скорее я была восхищена им.
– Что?!
– Я была восхищена им. Как личностью. Это вовсе не означает, что он мне понравился, вызвал с моей стороны одобрение. Но то, что он был мне интересен, – бесспорно. Это очень сложный человек. Осторожен. Раним. Порой даже честен в ущерб собственным интересам.
– Да ты почти влюбилась! И в кого! Во всяком случае, выглядит это именно так… Боже мой, Джини, я ничего не понимаю! – Он разъяренно взмахнул рукой и поднялся со стула. – Нет, мне определенно нужно чего-нибудь выпить. Ты будешь?
– Нет. Я хочу лечь. У меня больше нет сил пережевывать все это снова и снова. И смысла в этом я не вижу.
– Смысл заключается в том, что ты отнеслась к этому человеку абсолютно иррационально, глупо, если угодно, чисто по-женски, – сверлил ее взглядом Паскаль. – Твое отношение к нему построено исключительно на инстинктах, интуиции.
– Ну и плевать. Все равно я права.
Наливая себе бренди, Паскаль оглянулся на нее.
– Надеюсь, ты даешь себе отчет в том, что такой подход к работе недопустим, – произнес он еще более сухо. – Это глупо, и я не намерен продолжать в том же духе.
– Отлично. Значит, у нас просто разный подход.
– К чему это упрямство, Джини? К чему? – Он сел рядом и взял ее за руки. – Милая, давай хотя бы в одном разберемся до конца. Ты могла думать все что угодно, пока он вел с тобой беседу, но ты же знаешь, что произошло потом.
– Не уверена. – Она посмотрела ему в глаза.
– Ну, ладно, – выдохнул он, пытаясь сдержаться. – Давай попробуем в последний раз. Когда он впервые прикоснулся к тебе: до телефонного звонка или после?
– После. Нет, до. Нет… Вообще-то я и раньше чувствовала, что нечто подобное вот-вот должно произойти. Он, ну… Он взял меня за руку. Он поцеловал мне руку.
– Раньше ты об этом не говорила.
– Значит, забыла. Он в самом деле поцеловал мне руку. И тогда я попросила его уйти – то ли перед этим поцелуем, то ли сразу после. Не помню уже. И как раз тогда раздался звонок. Кажется, это очень разозлило его. Во всяком случае, он выглядел злым.
– А как же, по-твоему, он должен был выглядеть? Триумфатором? Наверное, он же и подстроил все эти звонки. Послушай, Джини, да ты же сама все знаешь.
– Не знаю! И ты не знаешь.
– Спокойно. Все хорошо. Только успокойся. Значит, он взял трубку. А дальше что?
– Не могу сказать точно. Все произошло так быстро. Он начал говорить.
– Он целовал тебя?
– Да. Целовал.
Она впервые решилась на это признание. Лицо Паскаля стало мертвенно-бледным. Он развел руками. Жест получился нелепым, как никогда.
– Ты хочешь сказать, что позволила ему? Не понимаю…
– Нет. Говорю же тебе, ничего я ему не позволяла. Я велела ему остановиться. Но все произошло так быстро. И он оказался таким сильным, а мне было страшно. Сначала я сопротивлялась, но тут до меня дошло, что это, судя по всему, ему нравится. Возможно, мое сопротивление только ухудшало дело. Я дождалась удобного момента, чтобы ударить его. После моего удара он остановился.
Наступило молчание. Паскаль устало провел рукой по своему лицу.
– Джини, – начал он, – догадываешься ли ты, что сейчас со мной творится? Когда я думаю обо всем, что с тобой произошло? Мне очень больно, меня тошнит. Мне невыносимо плохо. Как же ты можешь говорить, что веришь этому человеку? Он рвет на тебе блузку, припирает тебя к столу. Он едва не изнасиловал тебя…
