– Нет. Не совсем так. Очень похоже, но я не могу с уверенностью утверждать, что все было именно так.
Тягостное молчание вновь встало между ними стеной. Паскаль болезненно вздохнул.
– Какой же вывод я должен сделать? Значит, он не принуждал тебя к близости? Ты не оказывала сопротивления?
– Да нет же, Паскаль, я сопротивлялась. Зачем рубить с плеча?..
– Так он применял к тебе силу или нет?
– Применял.
– Очень хорошо. Так почему же теперь ты его выгораживаешь? Почему, Джини?
– Сама не знаю. Назовем это просто инстинктом. Знаешь, все то, что он говорил… И то, как он выглядел… Да и тот факт, что он все же остановился. И после…
Она оборвала фразу. Паскаль отстранился от нее. Его лицо стало холодным и чужим.
– Вот как? Значит, и потом что-то было? А ведь до этого ты мне ничего не говорила Значит, было еще кое-что?
– Нет, не было. Я совсем не о том. Он больше пальцем ко мне не притронулся. Я же сказала тебе, что он ушел почти в ту же минуту. Но он, знаешь… Он извинился.
– Вежливый поступок, что и говорить.
– Он сказал, что это… недоразумение. Он выглядел – нет, я не могу передать тебе, как он выглядел. Глядя на него, можно было подумать, что он только что лишился всего в своей жизни и полностью осознает свою потерю. Знаешь, Паскаль, это было ужасно.
– Вообще-то, мне глубоко плевать, как он выглядел, – холодно отрезал Паскаль. – Если в природе есть ад – а я надеюсь, что он все-таки существует, – то ему там самое место. И очень надеюсь, что этот тип угодит прямиком в пекло. Поделом ему. Так что, Джини, не говори мне, как он выглядел. Меня интересует только то, что он сказал тебе.
– Но ведь одно неотделимо от другого.
– Еще раз прошу, скажи, что он тебе наплел.
– Хорошо. Если тебе так угодно, то он оправдывался. Повторяю тебе еще раз. Он сказал, что все это произошло по недоразумению. Сказал, что неверно истолковал сигналы с моей стороны. Он имел в виду, что подумал, будто я сама хотела этого. Но ошибся. Вот и все.
Джини замерла, понурив голову. Наступившее молчание было пронизано болью. Она с содроганием ожидала новой вспышки гнева, но ничего подобного не случилось. Подняв голову, она увидела, что лицо Паскаля полностью изменилось. От ярости, тревоги и недоумения не осталось и следа. Паскаль протягивал ей руку.
– Иди ко мне, – позвал он.
Она поднялась и шагнула ему навстречу. Нежно обняв ее, он заглянул ей в лицо и расплылся в радостной улыбке.
– Каким же идиотом надо быть, чтобы так ошибиться, – пробормотал он. – Почему же ты мне сразу не сказала, Джини?
– Не знаю. Стыдно было. И еще я думала, что ты разозлишься.
– Господи, какая злость? Ты не представляешь, какой камень свалила с моей души. Разве ты не видишь, милая? Он просто врал. Какие еще сигналы? Не могла ты давать ему никаких сигналов. Я же знаю. Кто угодно, только не ты. Это исключено. Вот он и прибегнул ко всем этим мелким уловкам, дешевым оправданиям, которые у таких типов всегда наготове, чтобы выпутаться из щекотливой ситуации.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Не думаю, дорогая, – знаю. Прости, я виноват перед тобой. Не следовало мне приставать к тебе со всеми этими бесконечными расспросами. Просто… Просто я никак не мог взять в толк, как ты можешь защищать его. А теперь понимаю. Все понимаю. Он хотел, чтобы ты почувствовала себя виноватой, и это ему вполне удалось. Ты измотана, сбита с толку, расстроена. Но ничего – наступит утро, и все для тебя станет ясным как день. Ты увидишь его в истинном обличье… Нет-нет, дорогая, не отворачивайся, не надо. Посмотри мне в глаза. Да, я ревновал тебя, был зол… А сейчас давай-ка ляжем, ладно? Ты слышишь меня? Дождь уже кончился. А завтра нам предстоит еще так много сделать. Все тревоги почти позади – я чувствую это. Еще денек-два, и мы сможем навсегда забыть обо всем этом. А потом…
– Паскаль…
– Ни слова больше! – Он прижал палец к ее губам. – Тебе нужно отдохнуть.
В постели, когда их обступила темнота, Паскаль обнял ее. Ни дождь, ни ветер не нарушали ночной тишины.
– Какая тихая ночь, – прошептал Паскаль.
– Я хочу тебя, – позвала его Джини.
– Ты уверена?
– Да.
Он мягко целовал ее и нежно гладил ее спину, шею, груди. Из всех любовных наслаждений это было самое медленное – и сладостное. Это чувство было сродни обещанию высшего блаженства. В конце концов, когда Паскаль уснул, она заплакала – и от переполнявшего ее счастья, и от наслаждения, но отчасти еще и потому, что наперекор всем утехам любви, столь медленным и сладким, наперекор взаимному доверию, вновь воцарившемуся в их отношениях, призрак Хоторна все равно напоминал о себе, и все доводы Паскаля, какими бы блестящими и разумными они ни казались, рассыпались в прах.
Проснувшись рано утром, Джини увидела Лондон преобразившимся. Паскаль все еще спал. Отдернув краешек занавески, она выглянула из окна спальни на просторную лужайку. Трава была белой от инея, зато с неба, на котором не осталось ни единого облачка, щедро лило свои лучи солнце. Джини осторожно приоткрыла окно. Свежий воздух был сух и обжигающе холоден. При вдохе казалось, что легкие мгновенно наполняются искорками льда.
Закрыв окно, Джини, стараясь не шуметь, выскользнула из комнаты. Была суббота. Сегодня утром им предстояло обосноваться в Сент-Джонс-Вуде, в снятом на время доме, с тем чтобы Паскаль задолго до полуночи успел установить свои фотокамеры. Налив себе кофе, она села за кухонный стол и принялась обдумывать этот план. Рассматривая его со всех возможных сторон, она в то же время спрашивала себя, достанет ли ей смелости объявить Паскалю, что наутро в ней ничего не изменилось: убежденность в собственной правоте не оставила ее. Сегодня она верила словам Хоторна не меньше, чем накануне ночью.
Незадолго до девяти Джини потихоньку вышла из дома. Она шла по узкой улочке, которая вела на вершину холма Холли-хилл, а уже оттуда крутые каменные ступеньки и тропинки, вымощенные брусчаткой, сбегали к Хай-стрит. Газетная лавка оказалась открытой. Джини купила сразу десять газет – все основные ежедневные издания – и пошла по улице обратно.
Ей не терпелось просмотреть газеты до того, как она вернется к Паскалю, и у вершины холма, как раз над старым Хэмпстедским кладбищем, для этого нашлось удобное местечко. Там, на крутой улочке, примостилась маленькая белая католическая церквушка. Неф, возведенный еще в XVIII веке, встретил Джини светом и теплом. Перед статуей Святой Девы Марии, потрескивая, горели свечи. Людей в храме не было. Пройдя поглубже в боковую часовенку, Джини села на молитвенную скамью и принялась перелистывать одну газету за другой. Она тщательно просмотрела все полосы, но лишь на одной обнаружила подробности гибели Джеймса Макмаллена.
