целился в Кнопку. Не думая ни секунды, я толкнул её вглубь машины и закрыл собой. Резкая боль пронзила бок, словно лопатой перешибли. Перед глазами потемнело,и я повалился на сиденье. На автомате закрыл дверь. Щёлкнуло ещё пару раз по обшивке. Но, может, и показалось, – мозг словно выключило. Осталась только жгучая, пронизывающая боль. Она расползалась, как кислотная зараза от края правого ребра по всему телу. Я покрылся липким потом и чудом не заорал.
К счастью, Кнопка рявкнула на водителя, как заправский пират,и мы поехали. Немного позже я догадался прижать правую руку к боку. Так, чтобы Люба не догадалась. Надо её вывезти! Α про пулю говорить нельзя. Что-то подсказывало, что Кнопка настолько сумасшедшая, что кинется меня в больницу отвозить, а не свою шею спасать. А ведь охота на неё уже началась крупномасштабная. Причём со всех сторон. Если сейчас не вылетим, потом можно будет добровольно в землю зарываться. Вариантов особо нет.
Единственное, что меня порадовало, так это представление с фейерверками. Я узнал почерк Сёмина. Что-то похожее он провернул в Узбекистане, когда мы там застряли. Правда, в меньших масштабах. Тут же вся площадь, всё небо окрасилось всполохами разноцветного дыма. Словно в индийский праздник красок. Не иначе целый оптовый склад в один фургон впихнули. Α это значило, что если мне конец, Любу поддержут. А вдруг не успеют?!
Нет! Я обязан додержаться до самолёта! Только как?..
Болело так, словно сверло под ребро вставили и крутят. Я стиснул зубы. Заставил себя смотреть на дорогу и дышать. С каждой минутой это давалось всё труднее. Голова кружилась. Город за окном начал смазываться в мутное пятно. Сознание уплывало, я цеплялся им за подголовник перед глазами и за руку Кнопки, лежащую поверх моего кулака. Живительное тепло. Как из колодца вынырнул сознанием и подал пограничнику паспорта. Благо, говорить ничего не пришлось.
Не помню, как оказался в самолёте. Не верилось, что сам дошёл.
Кнопочка заглянула мне в глаза, улыбнулась, тревожась,и вдруг я понял, что мне отчаянно хочется жить!! Несмотря на адскую боль и саван холодного пота. На заднем фоне в какофонии прыгающих мыслей вырисовалась одна, забавная: а ещё год назад я бы, наверное, порадовался такому раскладу… А теперь… выжить бы… Когда Солнышко слепит глаза! Только вот что-то… как-то не очень…
– Раф! Раф! – закричала я. – Не отключайся!
Испугалась, заледенела, словно душу из меня вынимали. Но он стал белым, как стена,и веки сомкнулись беспомощно. Мальчик мой! Я сглотнула, с пару секунд зачарованно глядя на кровь на его рубахе. И тут же вскочила, ругая себя. Кинулась к стюарду.
– У вас есть набор первой помощи?! Надо остановить кровь! Огнестрельное ранение! – налетела я на юношу сходу.
Он растерянно захлопал длинными ресницами.
– Но мы уже взлетели…
– Да плевать! Аптечка есть?!
– Да…
– Пошевеливайтесь! Вы знаете, как оказывать первую помощь?!
– Немного. В планшете инструкция есть.
– Чёрт! Давайте всё сюда!
– Может, кто-то из пилотов знает?
Я рванула к кабине бизнес-джета. Двое симпатичных иранцев в форме удивлённо оглянулись.
– На помощь! – воскликнула я, задыхаясь.
– Вам нельзя заходить в кокпит, – строго заявил тот, что постарше, с лёгкой сединой на висках. Наверное, капитан.
– Там человек умирает! – выпучила глаза я. – А этот кретин не знает, что делать! И я! Я тоже кретин!! Помогите! Он истечёт кровью!
– Тогда возвращаемся в Исфахан, – сказал капитан.
И тут я поняла, что по возвращению те, кто пытался убить Рафа, наверняка закончат это дело. Ведь если они вычислили его в Гранд-Базаре, значит, и по номерам автомобиля пробить им ничего не стоит. Возможно, они уже вслед за нами в аэропорт приехали. Потому я возопила так, что у самой уши заложило:
– Нет! Мы летим в Дубай! Там тоже… срочно! И господин Фариз… – чёрт, я не придумала, что господин Фариз, но сделала такое лицо, что всем будет секир-башка.
Отчего-то на капитана эти слова подействовали.
– Омар, принимай управление, – скомандовал oн молодому. – Пойду, посмотрю, что там происходит.
Капитан производил вид человека уверенного в себе и во всём. Мы направились в салон, там возле бессознательного Рафа растėрянно топтался молодой стюард. Капитан отодвинул его и припечатал взглядом. Поднял полу Рафовой куртки, вытащил синюю тетрадку из-за пояса. Заглянул под веки, пощупал пульс и сказал:
– У него болевой шок. Помогайте!
И я бросилась с готовностью придавливать специальной салфеткой место, откуда сочилась кровь, пока капитан снимал куртку. Иранец дернул рубашку в разные стороны, пуговицы посыпались по креслу, отлетая, как горошины. Голова Рафа безвольно повисла набок.
– Снимайте рубашку, ханум.
Я увидела зияющую на боку вспухшую бурую рану. Мне стало дурно, но я встряхнула головой и принялась за дело. Точнее я только помогала капитану, который действовал умело и быстро. Стюард Бараз суетился, собирая окровавленные тампоны и салфетки.
– Рана не сквозная. Пулю извлекать не будем. Это может его добить, – сказал капитан. – Операцию будут делать на земле. Мы только остановим кровь. И я вколю обезболивающее.
Следующий час с небольшим пролетел, как во сне. Я держала Рафа за руку, неистово молясь. Я гладила его по голове, словно он мог почувствовать.
Потом скорая, вызванная к трапу. А в ней врачи-арабы, плохо говорящие на английском. Госпиталь, сверкающий стеклом и мрамором среди пальм и жары. Каталка, операционная. Я с банковской карточкой Ρафа с руках, понимающая, что не знаю пароль, и мне нечем будет заплатить за услуги врачей и палату. Тут даже скорая была платной, и мне уже распечатали счёт. А носатая администраторша у компьютера за современной стойкой выжидательно смотрела на меня.
Я попросила телефон и справочник. Затем последовал сбивчивый разговор с кем-то из русского посольства в Объединённых Арабских Эмиратах. Они, кажется, с первого слова не готовы были мне помогать.
– Я – жена дипломата, вы слышите?! Меня зовут Любовь Γарсия-Гомес!!! Я закачу скандал на весь МИД! На всю Москву! Я до президента дойду! – орала я, собрав волю в кулак так, что благоприличные арабы в белых одеждах шарахнулись, и у медсестёр в хиджабах оторопело вытянулись лица. – Соедините меня с послом немедленно!
И вдруг посреди этого ада вырисовались, словно из тумана, папа и Андрей Степаныч! Они вышли из лифта в холл и бросились ко мне. О Боже, я так даже Дед Морозу в детстве не радовалась!! Я кинулась
