навстречу, захлёбываясь в рассказе о своих проблемах и тыкая в них карточкой Мастеркард.
– Спокойно, спокойно, Фарушка, – ласково погладил меня по плечу папа. – Ты сама-то цела?
– Я да, я … да что я… Там Раф! Ему операцию делают! А я… я…
– Всё будет хорошо, – сказал Αндрей Степаныч.
А папа подошёл с видом падишаха к стойке, достал портмоне и спокойно заговорил на арабском. Что?! Я оторопела. Что ещё я не знаю о папе? Может, у него в деревеньке под Багдадом имеется дворец и гарем на семь персон? Хм… Да хоть на двадцать! Потому что проблему он уладил, и персонал перестал смотреть на меня с опаской официантов в ресторане, будто я сбегу, не заплатив.
– Папа, они что-нибудь тебе сказали? Про Рафа?! Что?! – схватила я папу за руку.
– Успокойся, Φарушка, – мягко сказал папа. – Сказали, что он везунчик. Сегодня в хирургии дежурит какой-то супер-пупер врач.
Я вцепилась ему в предплечье. А он обнял меня ласково, как в детстве, тихонько похлопывая меня по спине.
– Успели… – пробормотал он. – Слава Богу, успели… Доченька моя. – Поцеловал аккуратно в макушку.
Я приникла к нему и замерла. Я считала собственные вдохи и выдохи. Откуда здесь взялся папа, хотелось спросить, но не было сил. Я могла только стоять. Он тёплый, рядом,и хорошо.
– Давай сядем, малышка, – предложил папа.
– Не могу…
На кофе, протянутый в стаканчике Андреем Степановичем, я тоже смотреть не смогла. Я повернулась, вся вытянувшись к дверям, ведущим к операционным, как сторожевой пёс, натянувший цепь. Я готова была стоять так вечность, лишь бы сказали хорошее!
Но супер-хирург, высокий и мощный, как большинство хирургов, вышел не через вечность, а всего лишь через пятнадцать минут:
– Где родственники господина Гарсия-Гомеса?
– Я! Я его жена! – кинулась я к нему, потянув папу за собой, словно катер барҗу на буксире. – Как он?!
– Не волнуйтесь, милая госпожа, – улыбнулся в усы хирург, снимая резиновые перчатки. – Всё хорошо. Ваш супруг, должно быть, с золотой ложкой во рту родился! Пуля не задела жизненно важных органов. Застряла в мышце в миллиметре от печени. Повреждения незначительные. Да и первая помощь была оказана правильно, качественно.
– Он… будет жить? – спросила я жалостливо.
Хирург рассмеялся.
– Будет! Да еще и как! Танцевать скоро будет! – затем немного посерьёзнел и добавил: – Ваш муж, конечно, потерял много крови, но всё это быстро восстанавливается. Тем более, он – парень крепкий.
– А я могу его увидеть? – срывающимся голосом, ещё не веря, что всё обошлось, спросила я.
– Отчего же нет? Только наденьте халаты. Медсестра проводит вас в послеоперационную палату. Он скоро отойдёт наркоза.
Я очнулся от душного, муторного сна, накрывшего меня, как муху шапкой. Во рту было противно и сухо. Под головой мягко. Я сонно заморгал,и передо мной включилась какая-то больничная палата, жалюзи на окнах и… Кнопка. В сердце, еще ничего не понимающем, мгновенно потеплело. Я еще раз моргнул и увидел, как её красивое, осунувшееся личико расцветает в улыбке. Ямочки на щеках, глаза заблестели. Словно в душу Солнце впустили.
– Кнопка… – облизнув губы, пробормотал я. – Моя Кнопка…
И она бросилась меня целовать: лоб, щёки, подбородок, руки…
– Родной мой, Рафушка, живой! – говорила она упоительно нежно. – Какое счастье! Живой, очнулся!!
Счастье… Рафушка?.. Меня мама так называет… И я продолжил моргать растерянно, чувствуя себя перепелёнутым младенцем с бодуна. Но от её тёплых, ласковых губ было хорошо. Парадокс.
Люба отстранилась, счастливая и несчастная одновременно.
– Ты как? Что-нибудь хочешь?
– Попить, – сказал я, а сам подумал: лучше водки, с бодуна помогает. Вдруг всё вспомнил и нахмурился: – Α мы где? Мы улетели?
– Да, мы в Дубае. Сейчас я водички, – сказала Кнопка и метнулась куда-то в сторону.
За её спиной я увидел подполковника внешней разведки Алексея Дмитриевича Соколова. Поджарого, седого, загорелого, как бедуин. Такого же, как на экране Скайпа, разве что без желания сравнять меня с асфальтом. Кажется…
Да, он посмотрел довольно дружелюбно и вроде совсем без подвоха и сказал:
– Ну, здравствуй, зятёк! С возвращением!
Я слегка опешил. Зятёк? Εму? Но даже рта раскрыть не успел. Дверь открылась,и в палату, отбиваясь от медсестры, внёс себя мой бывший начальник, гордый, как петух. Αрхипов Пётр Сергеевич. Он заявил важно по-английски в коридор:
– Я из российского посольства. Вы не имеете права меня не пускать! Это нарушение… – слова его потонули в дверном проёме.
Увы, это точно был не рай.
Перед Архиповым возникла маленькая Кнопка и строго преградила ко мне путь, уткнув руки вбоки. Лица я её не видел, но спина была весьма бойцовской.
– Будь вы хоть из Небесной Канцелярии, почему вы явились в послеоперационную палату без халата? – сказала она тоном кунфу-панды, готовой перекусить чугун пополам.
И я улыбнулся. А, может, и рай…
Папу вызвал из палаты Андрей Степаныч, шепнул на ухо что-то,и они оба скрылись с озабоченными лицами. А индюк из российского посольства поджал губы и взглянул на Рафа поверх моего плеча, что с его ростом было совсем не трудно.
– Рафаэль Маркович! Вы в порядке, слава Богу! Тут мне доложили, что звонила ваша жена. Гарсия-Гомес. Что просила помощи, сказала, что вы без денег. А потом, представьте, без всяких экивоков устроила возмутительный телефонный дебош! Грозила скандалом на высшем уровне. Я уж решил, что это чья-то дурная шутка.
– Οтчего ж приехали? – спросил сухо Раф.
– Проверить, кто здесь такой шутник выискался.
«Αга, за свой зад испугался!» – подумала я коварно. Но индюк продолжил, одёрнув тонкий пиджак из почти глянцевого голубого льна.
– Ведь мы все знаем, что вы отошли от дел. А ваша жена, Наталья Николаевна,трагически покинула этот мир.
И без того бледное лицо Рафа мгновенно стало неживым, превратилось в маску.
Моё сердце сжалось. Ему поправляться надо после ранения, а не в депрессию впадать! Он только что улыбался так хорошо,и нате, пожалуйста: на лице теперь выражение то же, прежнее, застывшее, от которого не по себе. Во мне вскипел гнев: посольский индюк собирается мне все труды по возвращению Рафа к жизни испортить? Внезапным флэшбэком пролетело в голове всё до моего похищения. И оно показалось лично сконструированным, а охота
