class="empty-line"/>
А меня гложет сомнение. Кусаю губы и, наконец, я решаюсь, пока мы наедине, пока кресло рядом с магнатом пустует.
Делаю вдох и понимаю, что будь что будет, даже если после того, как Димитрий уедет, меня убьют, я не предательница.
– Мистер Кац, я должна вам сказать.
Отрывает взгляд от бумаг, фокусируется на мне, ждет.
Один вдох и я прыгаю в пропасть, понимая, что всецело доверяю себя этому мужчине и его решению.
– Еще в тот день, когда вы выбрали меня в помощницы, мне было сказано, что я должна не все документы вам показывать, но сообщать о всех ваших решениях Олегу Петровичу. И сегодня… он позвонил и потребовал, чтобы я была исполнительной и заботилась о “всеобщем благе”...
Отнимаю взгляд от своих рук, сталкиваюсь с холодным лицом и не понять, что думает.
– Я ничего ему не говорила…
Проясняю, совсем теряясь, сбиваюсь с мысли. Сложно признаться в том, что тебя подстрекают к корпоративному шпионажу.
Его молчание угнетает.
Откидывается в кресле и смотрит на меня, изучающе как-то, взгляд задерживается то на моем лице, то соскальзывает к груди, которую обтянула белая сорочка.
Он помнит все, что было ночью. Более того, дает понять, что очень скоро продолжит начатое.
Опять смотрит мне в глаза, и я каменею от стремительно темнеющих малахитов.
– Я знаю, Катрин. Неужели думаешь, что мельтешение крыс может пройти мимо меня?
Отвечает спокойно, а я на мгновение открываю в удивлении рот.
Он сейчас похож на застывшую перед броском гюрзу, пугающе разинувшую клыкастую пасть со стекающим ядом.
– Если мне понадобится, я дам тебе ту информацию, которую ты предоставишь будущему бывшему директору, но и без этого он кандидат на вылет.
– Хорошо, – отвечаю, хотя вряд ли меня спрашивали, просто очередное распоряжение и я опускаю голову, достаю телефон, начинаю играть им, чтобы хоть как-то спрятать нервозность.
Димитрия не провести и против него не сыграть.
– Я ценю твою откровенность, малышка.
Слышу его глубокий голос и резко поднимаю взгляд.
– Имей в виду, Катрин. Никто не сможет навредить ни тебе, ни твоему брату даже после моего отъезда. А уж Петровичу найдутся проблемы для решений. Поверь мне. Это всего лишь ходы на шахматной доске. Партия для меня давно уже сыграна и завершена.
Димитрий не ждет моего ответа, погружается в свою документацию, а я понимаю, что по моим щекам текут слезы.
Глупые капли, которые я стираю украдкой…
Играю с телефоном, а на сердце странные чувства. Полная неразбериха.
Наконец, тыкаю в сообщения и отгоняю тревожные мысли.
Пальцы сами открывают контакты, и я набираю сообщение:
Привет! Пашка! Угадай новости!
Мой телефон сразу же вибрирует, получая смс в ответ. Друг словно почувствовал мое состояние.
Привет, Морковка, как ты? Что делаешь, как работа?
Сейчас вылетаю в Москву!
ЧТО?! Почему не написала заранее?! Катька, я тебе подзатыльников при встрече надаю!
Я с шефом на переговоры, – набираю быстро текст и получаю молниеносный ответ:
Морковка! Москва и я ждем тебя! Убежишь ко мне на свидание?!
И подмигивающий смайлик с сердечком заставляют улыбнуться.
А вдогонку приходит еще одно сообщение.
Выбей свободный денек!
Не могу, не отпустит.
Тогда несколько часов? Напиши, когда сможешь!
Паша, я на работе, но я постараюсь, если меня отпустят… я не знаю…
Никаких не знаю! Один час для старого друга найди!
Зажигается табло “пристегните ремни” и я понимаю, что пора заканчивать болтать.
Мне пора. Думаю, урву нам часик на встречу.
Опять смс легким бряцаньем оповещает о Пашке:
Жду! Катька, как же я тебя жду!
Улыбаюсь и пишу коротко в ответ:
Взлетаем! Мне страшно.
Закрой глаза и думай обо мне! Поможет!
И опять ржущий смайл и сердечки.
Умеет Павел поднять настрой.
Выключаю телефон и поднимаю глаза, наткнувшись на холодный, словно лезвие, взгляд, который проходится по увядающей улыбке на моих устах.
Затем Димитрий смотрит на простенький серый телефон, зажатый в моих руках.
Под таким взглядом кусок металла в моих руках должен превратиться в лаву и разъесть мои ледяные пальцы.
Однако звуки двигателей и движение не дают мне сфокусироваться на странности, которую я интуитивно улавливаю в сложившейся ситуации и, оставив телефон на коленях, я впиваюсь в подлокотники.
Кажется, что если буду продолжать их так сжимать, то буквально вырву с корнем.
Жмурюсь. Звук все усиливается и мне становится до безумия страшно. В ушах гул и рокот, все закладывает, воздух выбивают из груди.
– Расслабься.
Его голос заставляет разлепить глаза.
Димитрий смотрит на меня.
– Подлокотники такого натиска не выдержат.
Спокойное замечание, но мне показалось, что он меня сейчас подколол. Мой босс мало говорит, но за каждой его фразой спрятано лезвие ножа, которым он аккуратно проводит по моему сознанию.
Заставляю себя расцепить пальцы и отворачиваюсь к иллюминатору. Сердце замирает. Самолет набирает высоту и там, по ту сторону стекла, раскидываются мои родные края, мой городок становится крошечным и повсюду виднеются леса с деревьями-исполинами, которые даже отсюда кажутся невероятно прекрасными в своем могучем величии.
– Это так прекрасно и волнительно...
Улыбаюсь, прилипнув к стеклу, шепчу свои восторги, пока мою щеку опаляет жгучий взгляд.
Я увлечена своим первым полетом, рассматриваю, как самолет разрезает облака, они рваными клочьями мелькают за иллюминатором. Замираю, сердце бьется о ребра и кажется, что это я сейчас парю.
Чувствую себя героиней пьесы Чехова, впору кричать: “В Москву! В Москву!”.
Улыбаюсь еще шире.
На мгновения все тревоги отходят на второй план, и я чувствую себя свободной от всего, счастливой…
– Это волшебно… Так красиво…
Слетает с губ фраза.
Улыбаюсь. Искренне. Светло.
У меня все внутри звенит от эйфории от полета и радости от того, что я скоро увижу столицу.
– Действительно, красиво.
Бархатистый голос заставляет посмотреть на магната, и я теряюсь от того, как блестят его глаза, от той страшной бури, которая опять проскальзывает в этих нефритах.
Он меня одним этим взглядом здесь раскладывает. У него страшные глаза, змеиные, гипнотизирующие.
Он заставляет меня вспомнить, как кричала и билась в воде от его ласк.
– Мистер Кац. У меня новости.
Этот голос как ледяной душ для меня.
Вздрагиваю.
Марк привлекает внимание босса, а я отворачиваюсь к иллюминатору, ощущая какую-то гнетущую недосказанность.
Момент потерян и волшебства за окном больше нет. Самолет набрал максимальную высоту и за стеклом все погружается в серый туман.
Хорошее настроение ветром сдувает, а улыбка…
Кажется, что
