Было бы гораздо проще, если бы ты умел рассказывать вслух, что тревожит тебя, усталый мальчик, отчего больно на душе твоей. Я знаю, что ты вот прямо сейчас мне это рассказываешь, и я слышу и понимаю то, что слышу. Но все же, если бы ты умел говорить, то давно был бы счастлив и без меня. Может с Милой, а может с той, что была до нее, неважно. Важно, что в глубине синих глаз не таилась бы бесконечная боль. Нужно быть действительно ненормальной Верой, чтоб уметь находить щели в той толстой непробиваемой стене, которую ты возвел вокруг себя.
А может, все не так. И нужно быть нормальной Верой, чтобы жить с уверенностью в малой значимости всяких слов. Слова могут солгать. Сколько раз на дню человек лжет? Разве сосчитаешь? Зато движения и жесты не лгут почти никогда. Он может сейчас сказать, что я ему неважна, и я не поверю, а может сказать обратное, и я поверю. Одно его объятие красноречивее тысячи слов.
Свет потерся щекой о мой висок и выдохнул мне в волосы за ухом.
- Хитростью душ отбираешь? – с улыбкой ласково проговорила я.
- Да, - при этом ответ у него получился хрипловатый, не слишком внятный.
Я выключила воду, развернулась в его объятиях и снизу вверх взглянула в синие глаза. Он устал, и устал очень сильно. Белки украшала бледно-розовая сеточка лопнувших капилляров. Я перестала улыбаться.
- Пойдем спать.
Свет немного смутился, но, несмотря на это, согласно кивнул. Он только с какой-то виноватой печалью проследил, как я домылась, оделась, взлохматила ему влажные волосы на макушке и ушла в комнату.
Мы лежали в кровати, и он уже дремал в моих объятиях, уткнувшись лбом мне в подбородок, когда его смартфон тихо прожужжал. Свет застонал и нехотя потянулся к аппарату. Увиденное на экране, заставило сонного мальчика неприязненно поджать губы и, отбросив смартфон, вновь прижаться ко мне. Только на этот раз прижимался мальчик сильнее, словно спрятаться пытался.
- Случилось что-то? – спросила я вслух.
Он отрицательно покачал головой и затих. Потом через пару минут вдруг поднял веки, запрокинул голову и взглянул мне в глаза. Что Свет там искал, не знаю, но то, что искал, нашел, потому что его губы сжались в тонкую линию, придав лицу выражение суровой уверенности. Он чуть отстранился, вложил мне свой смартфон в руку и выжидающе замер.
Я открыла последнее сообщение. Номер не определился, но по содержанию автор устанавливался легко. Со всей красноречивостью и смелостью нетрезвой женщины длинной, очень длинной тирадой Мила сообщала Свету какая он скотина. Я усмехнулась, вообразив, насколько стыдно будет утром Миле за написанное.
- Можно звук отключить, а будильник на моем поставить, - шепотом прокомментировала я.
Свет вздохнул. Лица его за светящимся экраном я не видела, но готова была поклясться, что вздох был удивленным и одновременно облегченным. Не каждый день делаешь решительные шаги навстречу доверию к женщине, и тем более, не каждый день женщина оправдывает это доверие. Разве могла я предпочесть свою гордыню и эгоизм входу в святая святых твоей души, который ты для меня открываешь лично? Да ни за что!
Я вернула ему смартфон и после того, как глаза привыкли к темноте, уточнила:
- Ставлю?
Он кивнул.
Вот так я преодолела еще одну опасную пропасть на пути к заветной цели. Хотя эта пропасть показалась не такой уж и сложной на фоне остальных. Практика начала сказываться.
На соседней кровати перевернулся и забормотал во сне что-то невнятное Тём. Свет подскочил и пошел проверять сына. Убедившись, что с ребенком все хорошо, он вернулся в мои объятия.
- А ты в комнате своей по ночам спишь? – осенила меня догадка.
Свет усмехнулся мне в шею.
- Если честно, у меня это как-то не получается. У него если что-то болит, он же просто стонет и не говорит, что у него болит, а на вопросы отвечает повтором того же вопроса, или невпопад ответы дает. Если сезонный грипп, то почти всегда первые три-пять дней температура под тридцать девять и только после нее нос и горло. Поднимается температура всегда в ночь, очень редко днем. Я спать не могу, если не слышу, как он дышит, или не вижу его.
То есть ты проваливался в полусон со мной, а затем, когда засыпала я, уходил. Все-таки я эгоистка, как бы мне не хотелось ею не оказаться.
- Давай его к нам переложим?
- Не надо. Я слышу.
- Тогда кровать его давай подвинем ближе? Вставать ночью не придется, - поспешно добавила в попытке избежать отказа.
Свет немного поразмыслил и воплотил в жизнь мое предложение.
Этой ночью я еще долго не сомкнула глаз, перебирая в уме все, что произошло с того судьбоносного момента, когда в окнах «Пандоры» появился он, мой Свет. Вспоминала, анализировала, просчитывала наилучшие варианты устранения недопонимания, почти по жестам, по секундам смаковала близость с ним. Последнее отняло больше всего времени. Речь не только о сексе, а вообще обо всех тех моментах, когда в груди теплеет и перехватывает дыхание, и сердце ускоряет ритм. Не столько нам важен поцелуй, сколько жажда его. Чем сильнее жажда, тем ярче удовлетворение от ее утоления. И даже простые прикосновения… Эмоциональная близость тем слаще, чем изощреннее и длиннее прелюдия к ней.
Женщины чертовски зависят от этой близости. От ее яркости. За годы работы с любовными романами я поняла одну простую вещь: женщины в большинстве своем обладают невероятной жаждой в отношении любви и невероятной эмпатией в отношении любых эмоций. Читая роман, она чувствует все то, что чувствуют герои. Когда ее собственные эмоции сияют солнцем в ее жизни, ей не нужна чужая любовь, но стоит солнцу потускнеть, она вянет и замерзает. И тогда она ищет новый источник света, пусть временный, искусственный – не важно. Важно лишь, что он помогает ей выжить.
Я – женщина.
Мой свет перевернулся на спину, пробормотал сонное «Вера» и, зажав мою ладонь в своей, положил себе на грудь. Ну а через минуту я выяснила, что мой романтичный герой может безбожно храпеть. Эротично-философский настрой, как рукой сняло.
