непоколебимой глыбы – имеют ли они хоть какое-то значение?
– Я ни за что на свете не позволила бы Даше считать Павла отцом, если бы знала… – бессмысленное оправдание, почему он до сих пор не смеется на ней? – А сейчас… она его любит и ужасно скучает… Если сказать правду, это может ее сломать… Может быть когда-нибудь… позже…
И зачем только накрасила с утра ресницы? Наспех нанесенный макияж почти не скрывал ни бледность, ни усталость, а потекшая тушь наверняка выглядела просто ужасно.
– Но Дашка очень открытая… и она легко сходится с людьми… Ты сам видел. Если вы будете общаться, она к тебе привыкнет. И полюбит… Пусть не так, как Павла… – в этом момент Саша почти ненавидела себя, – но ведь это лучше, чем ничего… Ты сможешь быть рядом, сколько захочешь…
Представила, что чувствовала бы сама, если бы кто-то предложил быть для дочери просто другом, – и содрогнулась. Страшно до жути. А ведь он уже однажды терял ребенка, ведь не случайно просил родить ему девочку. Значит, мечтал об этом?
Боль в груди сделалась почти нестерпимой, а выражение его глаз Саша никак не могла понять. О чем думает сейчас? Изливает неслышные проклятья в ее адрес? Заслуженно…
Повернулась к двери, желая как можно скорее избавить мужчину от своего общества, и проговорила напоследок:
– Я возвращаюсь с работы около семи часов. Можешь приехать в любой день, Даша сейчас не очень хочет гулять, так что мы почти каждый вечер дома.
Прежде чем выйти из кабинета, она снова провалилась в черноту его взгляда.
– Я постараюсь сделать все, чтобы вы подружились. Если ты этого хочешь…
Он не приехал ни в этот, ни в следующий день. И не позвонил. Саша занималась делами, готовила еду, пыталась расшевелить дочку, не переставая ждать. Вся будто обратилась в слух, чувствуя себя натянутой струной, готовой порваться от малейшего касания. Сердце замирало каждый раз, едва в подъезде раздавалось гудение лифта, и тоскливо сбивалось с ритма, когда она понимала, что опять ошиблась. И телефон молчал, хотя постоянно был на виду: так боялась пропустить звонок, что даже в ванную брала его с собой.
Спустя несколько дней тщетность собственных ожиданий стала очевидной, и Сашу накрыло новой волной боли, уже такой привычной, знакомой до оскомины. Откуда взялась уверенность, что он отзовется на ее предложение? Зачем ему лишние воспоминания?
А от своих было не избавиться. Только с новой силой наполнив ее сознание, они внезапно приобрели совсем другое значение, каким-то немыслимым образом оставив позади много лет терзающие страхи. Саша даже испытала некое облегчение. Она больше не шарахалась от машин, а зачастивший в начале весны дождь почти не вызывал никаких эмоций, разве что мешал спать по ночам, но бессонница и без того давно стала ее верным спутником.
Общаться с людьми на работе стало проще, обнаружились с ними общие темы для разговоров, хотя женщина по-прежнему предпочитала одиночество. Не нуждалась ни в чьем обществе, кроме Даши. Ей вполне хватало теплых, нежных детских рук, обнимающих по утрам, сладкого сопения и жемчужинок слез на пушистых ресницах во сне. О большем женщина не помышляла. Протрезвела, понимая недосягаемость мечты, случайно затрепетавшей в сердце после разговора с Анжелой. На короткое мгновенье позволила себе поверить в то, что чудо возможно, что в ее мир может снизойти прощение, и хрупкое, невесомое счастье не разбилось вдребезги, а все еще живо.
Увы, действительность совсем скоро доказала обратное. И Саша смирилась, принимая в свою жизнь горькую неизбежность. Теперь слишком хорошо знала, что острота ощущений сгладится со временем, боль засядет где-то глубоко внутри, чтобы возвращаться лишь сырыми, ветреными сумерками, когда от непогоды ноют старые шрамы. Другого пути у нее не было. Уверенность в этом лишь возрастала с каждым днем, сделавшись почти непоколебимой, и не было никаких поводов сомневаться.
Когда однажды вечером, выходя с Дашей из сада, наткнулась глазами на знакомую фигуру, застывшую у ворот детской площадки, сначала даже не поверила. Он не мог находиться здесь, куда ни за что бы не зашел случайно, и, сжав сильнее дочкину ладошку, Саша тоже замерла. Не находилось нужных слов, и объяснить себе причины его появления не получалось. С последней встречи прошла уже не одна неделя – слишком долго, чтобы «зреть» для разговора с собственным ребенком, если бы мужчина действительно этого хотел. Но он пришел именно к ним… Или к Даше?
Девочка потянула ее за руку, заставляя присесть, и зашептала на ухо:
– Мамочка, посмотри! Там Дима – дядя, с которым ты работала.
– Вижу, Дашунь, – Саша старалась не смотреть в его глаза, но не смогла не заметить, как пристально он рассматривал ребенка: впивался взглядом, полным каких-то непонятных ей чувств.
– Поздороваемся? – в последнее время после отъезда Павла Даша стала как будто более робкой, раньше ей и в голову не пришло бы просить разрешения.
– Конечно, солнышко. Мы же с тобой вежливые.
Дочка кивнула и, высвобождая ладошку, подскочила к мужчине.
– Привет! Что ты здесь делаешь?
В этот момент Саша порадовалась ее детской непосредственности, позволившей продолжать собственную болтовню, не дожидаясь ответа.
– Здесь мой садик. Только я в него не очень люблю ходить. Жалко, что маме нужно работать, и она не может все время быть со мной. А ты тоже кого-то забираешь?
Мужчина покачал головой, опустившись на корточки и оказываясь на одном уровне с лицом Даши.
– Нет, принцесса. Никого не забираю. Просто заехал сюда … по делам.
Объяснение девочку вполне устроило, а Саша отвела глаза, пряча собственное смятение. Он все-таки решился… И что же теперь делать дальше? Как вести себя, что говорить, чтобы помочь ему сблизиться с дочерью? В эту схему не вписывалось ее собственное присутствие, почему-то казалось, что она только все усугубит. Но и уйти, оставив их одних, было невозможно. По крайнем мере, не сейчас. Даша неожиданно облегчила задачу, улыбнувшись одной из своих самых трогательных улыбок.
– Хочешь поехать к нам на ужин? Мама обещала приготовить лазанью.
Совершенно некстати память отнесла на годы назад, к их поездке на Сардинию. Вспомнилась золотая полоска пляжа, отгороженная от остального мира двумя небольшими скалами, обрамленная стеной розовых дюн, изумрудное ласковое море, в волнах которого так приятно было нежиться вдвоем. Солнечные лучи покрывали воду серебристыми бликами, а сердце щемило от счастья: еще никогда Саша не чувствовала себя так хорошо и спокойно. Именно там в небольшом прибрежном ресторанчике и попробовала впервые лазанью – сытное, ароматное произведение местного
