в эти моменты было не до фильма. Хотелось снова лечь с ней рядом, обнять и прижать к себе.
Она замужем и посягать на её честь мерзко с моей стороны. Я слишком уважаю девушку, да и, честно сказать, её дурака-мужа тоже. Я видел, он — неплохой человек, но в силу своих недостатков, не способен почувствовать и понять свою жену. Любит ли он ту бывшую? Черт знает. Но она его прошлое, его душевная травма, которая тенью легла на сердце. Любит ли жену? Думаю, да, но боится признаться себе в этом, потому что откроет душу для новых возможных ран.
Под напором этих дум незаметно уснул, прямо так на постели с ней, сидя у изголовья.
Вика проспала всю ночь, не просыпаясь, что свидетельствовало о явном улучшении в динамике болезни. По графику у меня законный выходной, потому всецело погрузился в заботу о девушке.
— Тридцать семь и три, — поздравляя, доложил я.
— Голова по-прежнему пустое ведро, — улыбнулась Вика, аккуратно сев на кровати.
— Дам от головы что-нибудь. Я купил тебе сменное бельё вчера. Думаю, ты захочешь немного освежиться и переодеться. Только не распаривайся и не мой голову. У меня есть махровый халат.
— Это было бы здорово.
— Тогда давай марш в ванную, а я пока сделаю завтрак. Пойдём провожу.
Вика аккуратно встала с кровати. Моя одолженная футболка едва прикрывала её ягодицы. К анатомии человека я привык, но к телу девушки, что давно сидит в моей голове, не смог быть равнодушным. Сглотнул. Сорвал с постели одеяло и завернул запретный плод.
— И почему ты такой милый? — лица сровнялись.
— Не всегда, — дрогнул в улыбке. Она вдруг встала на носочки и нежно поцеловала в щёку.
— Наверное, только так смогу искренне отблагодарить.
Тепло её дыхания и столь близкое присутствие, затуманило рассудок. Уставился в эти темно-зелёные глаза, одурманиваясь их магией. Коснулся щеки, плавно уйдя к затылку.
— Где ж я раньше-то был, дурак? — проронил с невероятной досадой. Понял, что хочу дико поцеловать её и, чтобы сдержать порыв, уткнулся лбом в её. Тяжело выдохнул, борясь с внезапным желанием. Закрыл глаза, стараясь не смотреть на пленящий рот. Близко. Слишком близко. Словно срывая пластырь с раны, сделал решительный шаг назад. Нельзя! Не твоя. — Пошли…
Проводил до ванной и велел не закрываться на шпингалет. Когда остался один на один, нервно замаячил по квартире.
Боже, как хочется целовать и обнимать эту девушку, обладать ею. Забрать от него. Показать ей, как на самом деле мужчина может любить.
Любить? Твою мать! Неужели, это так и называется. Влюбился в замужнюю? Нет, нельзя. И целовать нельзя, иначе потеряю её, как друга. А я не хочу её терять!
Нужно прекратить всё это, пока не наломали дров. И сейчас только я ответственен за это.
Взял телефон.
— Герман? Я соврал, — проронил без тени сожаления и вслед изложил всё произошедшее. Мужчина слушал, не перебивая и ни в чём не обвиняя.
— Спасибо, что позвонил, — в голосе уловил благодарные нотки. — Я сейчас приеду за ней.
Когда Гера возник перед больной, Вика в недоумении уставилась на меня.
— Ты бы мог просто попросить, — проговорила глухим голосом.
— Герман, прости, — повернулся к её мужу. — Можно я ей кое-что скажу? Лучше наедине.
Мужчина явно нахмурился, но сдержал эмоции. Покорно кивнул и вышел из квартиры, с обещанием, что ждёт её у лифта.
— Тебе нельзя здесь оставаться. Он твой муж и имел право знать, где ты…
— У него всегда больше прав и оправданий, чем у меня, — пробурчала девушка. — Вы мужики вечно всё решаете за нас.
— Вика, ты мучаешь меня, — негромко проронил я. — Мне очень тяжело находиться с тобой и не иметь возможности сказать, что чувствую к тебе. — Осеклась, замерев. — Ты замужем… И мне от этого плохо, потому что муж не я. Я не буду тебе сейчас признаваться в любви, потому что это оттолкнет нас друг от друга. Я просто хочу не быть с тобой так близко, вдвоём, в четырех стенах, потому что уважаю тебя. Я твой друг, но хотел бы большего. И только, чтобы сохранить нашу дружбу, прошу сейчас уйти. Не дай мне оступиться и совершить ошибку.
Вика смотрела в изумлении, но, похоже, поняла всё. Кивнула.
— Я всегда приеду к тебе, если буду нужен, — слегка улыбнулся. — Мы друзья и ты по-прежнему дорога мне. Прости, что сделал это всё исподтишка, но постарайся понять.
Когда Вика покинула моё жильё, тоскливо осел на постель, которая хранила ещё след девушки. Коснулся подушки, вспоминая, как она спала на ней. Запомнил каждую чёрточку лица.
— Я кажется полюбил тебя, — проронил, представляя Вику перед собой. — И теперь не знаю, как с этим быть.
Вика
Снова молчание, но на меня оно никак не действовало. Слабость от температуры продолжала владеть телом, а в душе ныло от изречений Миши.
Сначала Савва, теперь он. И впервые в голове что-то представлялось, что-то неосязаемое и приятное. Нет, представить себя в руках Миши не могла, но то, что он рядом и его взор смотрит на меня, явно успокаивало и прогоняло чувство одиночества.
В дом вошли так же молчком. Поднялась наверх и замерла на пороге гостевой.
— Вик? — Гера оказывается шёл следом. — Чего ты? Проходи.
Мягко подтолкнул. Вошла. Муж расправил освеженную постель, потом вернулся ко мне и стал помогать снимать одежду. Заботливо и чутко. Чувствовала его поддерживающую ладонь на спине.
— Давай ложись. Ты вся бледная, — довёл до кровати. Легла. Сел рядом, смотря в глаза, которые хотелось от него спрятать. — Прости меня…
— Не надо, — резко остановила его.
— Надо! — так же резко передернул Герман. — Тогда я не готов был обсуждать произошедшее. Но это нужно. Вика, во всём виновен только я…
— Почему ты сказал, что я изменила тебе с Маратом? — этим вопросом, наверно больше хотела ударить его, чем себя.
— Ты не изменяла, — лицо мужчины посерело. Да, милый, ты проговорился. — Лика инсценировала всё. Хотела, чтобы я застал вас в постели…
— Застал?! — меня начало потряхивать от ожидания ответа.
— Он подсыпал тебе дурь. Точней Светлана. За это я её и уволил. Ты была не в себе.
— О боже, — в ужасе закрыла лицо ладонями. — Я спала с ним?! Акт был?! — повысила голос, требуя ответить.
— Я не знаю! — смотрит с сожалением. — Самого акта не видел. Вы просто лежали рядом. И я всеми силами хочу верить, что его не было.
С меня, словно сняли всю одежду и погнали голой по улице, полной народу. Унижение, оскорбление, посягательство
