Белль садится и убирает с лица волосы.
– Да, – с вызовом произносит она, и муж снова поворачивается к ней. – И ты никогда не увидишь этого ребенка. Мы уезжаем из Венеции.
– Твое положение спасло тебя от Повельи, Луиза. На этот раз, по крайней мере, – резко бросает он. – Я хочу, чтобы этот ребенок стал моим. Наконец-то ты родишь мне наследника… Пусть даже в нем не будет моей крови… Но тебя нужно наказать за это. Сурово.
Она видит, что глаза его превращаются в холодный кремень, и, прежде чем успевает подумать, он хватает Пину за руку и прижимает к стене. Девочка визжит. Белль вскакивает, бежит к озверевшему мужу и вонзает ногти ему в спину. Но он слишком силен, поэтому сбрасывает ее с себя. Потом широко размахивается и бьет Пину в живот. Девушка замолкает, охнув, сгибается пополам.
– Чудовище! – кричит Белль.
Синьор Бжезинский отступает от своей жертвы, и та валится на пол. Белль, бросившись к ней, закрывает девушку руками. Несчастный ребенок трясется, как в судороге. Белль еще никогда не видела мужа в таком неистовстве.
– Не трогай ее! – шипит она.
– А, я вижу, тут хозяйка и служанка прониклись чувствами, – отвечает он сочащимся ядом голосом. – Итак, моя дорогая, если у меня будет повод усомниться в том, что ты исполняешь обязанности приличной жены с ребенком, мне придется наказывать Пину.
Он подходит к женщинам.
– И я буду ее не только бить.
Он грубо засовывает руку между ног Пины, и девушка содрогается от боли и страха. Белль отталкивает его руку.
– Я привяжу тебя к стулу, Луиза, и заставлю смотреть, как я лишаю эту девчонку девственности. И в этом ты будешь виновата.
Пина дрожит в руках Белль, которая сильнее прижимает к себе девушку.
– Если ты хоть волос ее тронешь, я убью тебя, – шипит она на мужа.
Он отступает и хохочет. В этот миг он – воплощенное мужское веселье: держась руками за бока, беззаботно смеется. Ее угрозы кажутся ему смешными и нелепыми.
Когда он выходит из комнаты, Белль представляет, как она хватает подсвечник со своего туалетного столика и с размаху бьет его им по голове.
«Успокойся, – приказывает она себе, – тебе предстоит побег».
Она поворачивается к Пине.
– Как ты?
Горничная не отвечает, все еще не может говорить. Белль поднимает ее на ноги.
– Как только он уйдет, нам нужно бежать.
– Но куда?
Белль бросается к гардеробу и достает дорожную сумку.
– Доверься мне, Пина. Я знаю человека, который нам поможет.
– Я не могу бежать с вами, моя семья…
– Ты должна бежать. Ты представляешь, что с тобой сделает синьор Бжезинский, если останешься? Твоя семья тебя не защищает, и ты не обязана им ничем.
– А если он нас поймает? – Белль слышит, как дрожит от ужаса голос девушки.
– Не поймает. Обещаю.
Белль дала себе слово решить судьбу еще одного человека, хоть и уверена, что они с Пиной будут в безопасности.
Мы спасемся: Пина, ребенок и я.
Сантос спасет их. Разве может он их не спасти?
Валентина входит в Темную Комнату. Внутри такой мрак, что ничего нельзя рассмотреть дальше своего носа. Здесь холоднее, чем в Бархатной Преисподней, и ее обнаженная кожа покрывается пупырышками от озноба и волнительного ожидания неизвестности. Кромешная темнота не позволяет ей судить о величине комнаты. Ей неизвестно и то, есть ли здесь кто-нибудь кроме нее. В сапогах на высоких каблуках, боясь споткнуться, она осторожно ступает вперед. В комнате слышится какой-то очень низкий, гулкий звук, пульсация, похожая на биение сердца, отдающееся в висках. Впечатление такое, будто комната, хоть и черна, как сама смерть, на самом деле жива и пульсирует вокруг нее.
Неожиданно звучит щелчок и темноту прорезает столб света. Посреди черной комнаты стоит огромный световой короб в форме стола. Такой же, как у нее дома, только больше. Рядом с ним замер Леонардо, обнаженный, в одной лишь венецианской маске с фантастическими черными перьями и в черных кожаных перчатках – в точном соответствии с ее описанием. Она идет к нему, хотя колени ее дрожат и, кажется, вот-вот подогнутся. Почему она так боится? Ведь это воплощение ее фантазии. Ее тайное желание, надежно запертое внутри Темной Комнаты, где никто другой его не найдет. Она даже сама здесь инкогнито – ее лицо тоже сокрыто маской.
Подойдя к световому коробу, она останавливается. Вспоминает негатив с эротическим изображением, который изучала сегодня утром. С этого началась ее фантазия – воспроизвести сцену, запечатленную на подаренном Тео негативе.
Леонардо молча подает ей руку, и она взбирается на короб. Под толстым стеклом она чувствует тепло ламп. Ослепительный свет заставляет ее отвести взгляд от короба, но все равно она не видит ничего вокруг. Она даже не видит выхода из Темной Комнаты. Сделав глубокий вдох, Валентина ложится ничком на гладкую поверхность короба. Ей представляется, как она сейчас выглядит со стороны – обнаженное тело, объятое потоком света. Кроме туфель и маски, на ней ничего нет. Она раздвигает ноги и сгибает их в коленях, расставив в стороны тонкие каблуки. Приподнимает таз и выставляет напоказ самый сокровенный уголок своего тела, понимая, насколько соблазнительно выглядит, и оттого испытывая неимоверное удовольствие. Потом изгибается и кладет руку между ягодиц. Расставляет пальцы и вводит указательный в себя, приподнимая заднюю часть своего тела. Она ощущает себя распутной и бесстыдной. Леонардо стоит за ней, наблюдает. Маска скрывает его реакцию. Она смотрит на него, приоткрывает рот и проводит языком по нижней губе.
Он подходит к самому столу, так что свет освещает его снизу вверх, придавая его маске совершенно потусторонний вид.
– Чего ты желаешь, Валентина? – произносит он властным голосом.
– Сделать приятно тебе, – шепчет она, вводя палец еще глубже, и приподнимает зад, предлагая себя.
Он берет ее руку и заводит ей за голову. К углам светового короба приделаны кожаные ремни. Он продевает в них ее руки и крепко затягивает. Соски затвердели от предвкушения, дыхание стало отрывистым. Он, не снимая перчатки, ведет пальцем по ее спине, проходит между ягодицами и опускается ниже. Она вздрагивает, когда холодная кожа перчатки прикасается к ней внутри. Он быстро убирает руку, и она содрогается от желания снова почувствовать это прикосновение. Он раздвигает ее ноги в сапогах еще шире и, опустив так, что она теперь лежит распластанной на стеклянной крышке короба, пристегивает лодыжки.
Он начинает гладить ее ноги затянутыми в перчатки руками, массирует икры, постепенно поднимаясь выше, к бедрам. Вот уже его руки на ее ягодицах, гладят, массируют. Ощущения от прикосновения эластичной кожи к телу становятся все более яркими. Неожиданно он перестает ее гладить. Одна его рука прижата к ее пояснице. В следующий миг она чувствует, как его вторая ладонь в перчатке хлестко хлопает по ягодице. Она вздрагивает от неожиданности, страха, восторга. Он хлопает еще раз. Жгучая боль доводит ее до экстаза. Он в третий раз хлопает ее, и на этот раз боль стрелами наслаждения пронизывает все тело.
