На следующей неделе я вернулась на работу, поскольку Сенат собрался после зимних каникул. Я оцепенело сидела за столом, стараясь затеряться в многочисленных заданиях и притворяясь, что со мной все хорошо. Как обычно, я работала лихорадочно, но словно в какой-то серой пелене. После яростной новогодней стычки злость сменилась вялой апатией. К тому же сейчас зима, а значит, дни короткие и, чаще всего, холодные и пасмурные. Но даже когда я сидела в теплых и веселых местах, то осознавала, что цвета кажутся мне более тусклыми, чем есть на самом деле.
Не помогало и то, что все случившееся казалось чудовищным фарсом, хотя боль была настоящей. Я пережила предательство и разрыв, но ведь подобное происходит каждый день. Иногда с людьми, чьи романы намного старше нескольких месяцев. Я чувствовала себя полной дурой, поэтому замкнулась и притворялась, будто все хорошо. Я думала, что, пока все идет своим чередом, никто не поймет, как я слаба и печальна.
Странно, но жизнь, равнодушная к моему горю, ничуть не изменилась. Все в мире политики и за его пределами продолжало гудеть. Первое официальное голосование президентской гонки состоится через три недели в Айове, потом в Нью-Хэмпшире, и Холм напряженно готовился к этому. На праздниках конгрессмен Кэндл сошел с дистанции из-за нехватки средств, и новый опрос «Тайм» и «Си-эн-эн» показал, что лидерство Брэмена в обоих штатах слегка пошатнулось из-за того, что Рекс-форд и Уай набрали обороты. Тут же начались бесконечные разговоры; все спешили высказать свое мнение насчет того, как все закончится. Я отвлеклась от своих несчастий, настроилась на общую волну и искренне интересовалась результатом.
Как-то вечером, во время кандидатских дебатов, меня неожиданно вызвали в кабинет Р.Г., где я обнаружила его перед телевизором.
— Ради бога, Джон, не виляй, — разочарованно говорил он, когда сенатор Брэмен отвечал на вопрос ведущего.
Я заметила, что морщинка между правым глазом и ухом Р.Г. бешено пульсирует.
— Говорит так, словно обдумывает каждое слово, правда? — Р.Г. повернулся ко мне. — Но его так легко сбить с толку. Он всю жизнь готовился к этой гонке, мог бы быть и посмелее.
Р.Г. недовольно покачал головой. Я увидела, как Брэмен достает шпаргалку, написанную, конечно, Аароном, и вспылила. Неожиданно для самой себя я заговорила.
— Настоящее преступление, что Брэмен по-прежнему лидер, — выплюнула я. — Терпеть не могу его и его команду. Все они — свора лживых ублюдков.
Р.Г. явно удивил мой взрыв, впрочем, меня тоже.
— Ну, это чересчур. — Он поднял бровь. — Но они могли бы и получше проводить кампанию.
Я кивнула, сжав губы, чтобы больше ничего не ляпнуть. Зря я это, но приятно испытывать хоть что-то, кроме тоскливого уныния. И, к счастью, Р.Г. мои слова не слишком потрясли.
— Жутко напыщенная кампания, — продолжал он раздраженно. — Джон ведет себя так, словно ему обязаны с поклоном поднести звание кандидата. Это оскорбительно. Между тем Макс Уай похож на человека, который отрежет себе ногу, если это хоть как-то поможет американцам.
Я согласилась. И я отчаянно хотела, чтобы Уай, Рексфорд или Конрад накрутил себе рейтинг и стал кандидатом. Кто угодно, только не Брэмен.
— Вам нравится Уай? — спросила я. — Хотите, чтобы он выиграл?
Р.Г. не отрывал взгляд от экрана.
— Если вам кто-то нравится, это еще не значит, что из этого человека получится хороший президент, — ответил он.
Что ж, разумно. Вам может нравиться слабоумный, но от этого он не становится дееспособным.
— Но Уай подошел бы лучше, — продолжал Р.Г. — Не потому, что он нравится мне больше Брэмена, а потому, что его, похоже, волнует не только собственная карьера. Мне кажется, ему действительно не все равно. Я могу ошибаться — мы не так много общались. Но я провел достаточно времени с Брэменом, чтобы убедиться: ему нельзя доверять. Он принимает трусливые решения, часто лишь для того, чтобы не потерять лицо. Это не лучший способ управлять нашей страной, — заключил Р.Г. — Что касается других, то Рексфорд слишком неопытен, а Конрад попросту тугодум. Так что, полагаю, Уай — лучший выбор.
Интересно, не жалеет ли Р.Г., что не бросил перчатку на этот раз? У него были бы неплохие шансы. Да наверняка, судя по борьбе и промахам имеющихся кандидатов. Сомневается ли Р.Г. в правильности своего решения? Хотел бы он побороться с Брэменом? Хватит ли у меня мужества спросить его об этом?
Я прокашлялась. Нет, храбрости не хватает. Надеюсь, он ни о чем не жалеет. Мне нравится верить в то, что его интуиция относительно безошибочна.
Р.Г. оторвался от телевизора и вернулся к бумагам на своем столе. Мы уже закончили смотреть дебаты? Похоже, он вызвал меня лишь для этого, что очень лестно. К тому же после разговора с Р.Г. серая дымка вроде бы стала тоньше. Я не хотела возвращаться к себе, где она снова разрастется в плотную завесу. Я напряглась, чтобы сказать что-нибудь интересное и подольше побыть здесь.
— Мне нравится, как Уай наклоняется вперед, когда пытается что-то доказать, — выпалила я. — Как будто может в любой момент выскочить из телевизора, отчего кажется доступнее. И немного чокнутым, что мне тоже нравится. В хорошем смысле чокнутым, а не в плохом, — уточнила я.
Р.Г. невозмутимо моргнул, оторвавшись от чтения. Да, я все испортила. Теперь придется возвращаться в свой отсек, где никто со мной не советуется и не придает мне значения. Я быстро соскользнула обратно в мрачное отчаяние, из которого тщетно пыталась выбраться.
— Кстати, Саманта, — остановил меня Р.Г., когда я побрела к двери. — Совсем забыл, зачем позвал вас.
Ну конечно, он позвал меня не просто поболтать. Какая я дура.
— Я собираюсь устроить несколько обедов с людьми, которые ищут лекарство от болезней Альцгеймера, Паркинсона и так далее. — Р.Г. указал на бумаги. — Я изучил текущее финансирование, и оно мне показалось недостаточным. Меня интересуют серьезные дискуссии, а не шоу, — добавил он.
— Да, сэр, — ответила я.
— Вы можете принести наброски с утра пораньше? — Он повернулся к телевизору, показывая этим, что вопрос был риторический.
Я кивнула его профилю и направилась к кофейному автомату. Было уже девять вечера. Мне нужен кофеин.
Мимо прошла Мона, она собиралась домой.
— Работаешь ночью? — Она посмотрела на две чашки, которые я только что налила.
Я кивнула. После поездки в Нью-Йорк мы стали ближе и радовались этому. Но последнюю неделю я ни с кем не хотела общаться.
— Послушай, я в курсе насчет вас с Аароном, — продолжала она. — Понимаю, тебе неприятно об этом говорить, но, по-моему, ты должна знать, что это только к лучшему. Он плохой человек.
