Как я и говорила, я никогда, по сути, и не была подростком. Я была матерью-подростком для ребенка, рождению которого для меня не предшествовало никакое удовольствие.
Так что, возможно, он был прав.
— Детка, — позвал он, когда я замолчала.
— Да? — ответила я.
— Грета, — сказал он и поднял голову, когда я оторвалась от его плеча, чтобы заглянуть в его глаза.
— Прямо здесь, Хикс.
Он поднял другую руку и положил ее мне сбоку на шею.
— Дорогая, ты в порядке?
— Ты о том, чтобы провести день с твоими детьми? — спросила я.
Он медленно моргнул и ответил:
— Нет.
— Из-за Энди?
— Нет, детка.
О Боже.
— Ты про нас? — нерешительно спросила я.
Его ладонь скользнула вниз, большой палец погладил мою шею, и он нежно заметил:
— Грета, милая, на тебя напали прошлой ночью.
«А. Точно».
— Я… э…
И что я могла сказать?
На меня напали. Я приехала к нему. И он спрыгнул с лестницы, чтобы добраться до меня, а потом начал действовать, поймал нападавшего (ну, пусть не он сам, но отправился ко мне с этой целью), отвез меня в больницу (и это сделал не собственноручно, но организовал все), присматривал за мной со своими детьми и принес пончики.
— Грета, — поторопил он, снова мягко.
— Ты спрыгнул с лестницы, чтобы добраться до меня, — прошептала я.
Его брови сошлись вместе.
— Что?
— Я… я была… не в себе, когда все произошло, — поделилась я.
— Хорошо, — медленно проговорил он, когда я замолчала.
— Но потом я пришла сюда и… — Я сжала губы, а затем расслабила их. — Ты сделал так, что все стало хорошо.
— Черт, — прорычал он.
— Что? — спросила я.
Он посмотрел на повязку, и я почувствовала, что он держится очень спокойно, даже его палец перестал двигаться.
И тогда я поняла, в чем дело.
— Думаю, ты можешь поцеловать меня, — тихо сказала ему я.
— Но не так, как я хочу поцеловать тебя.
Соски в лифчике под топом его дочери начали покалывать.
— Может, нам стоит пойти к пончикам, — предложила я.
— Да, — хмыкнул он, будто пончики не были настолько потрясающими, насколько предполагалось.
— Эм, прямо сейчас, — надавила я.
Прошла секунда, после чего он пробормотал:
— Точно, — он наклонился и снова прикоснулся своими губами к моим, затем отпустил меня и встал с кровати, взяв меня за руку и потянув за собой.
Он держал мою руку, пока вел меня к двери, но дойдя до нее, я выдернула ладонь, и Хикс остановился, повернулся и посмотрел на меня сверху вниз.
— Спасибо, что все уладил, — сказала я, очень сильно сжав его ладонь, надеясь, что пожатие покажет ему, как много я вложила в эти слова.
— Это была моя реплика, — ответил он, сжимая мою ладонь так же сильно в ответ.
Я почувствовала, как сжимается моя грудь до такой степени, что мой следующий вдох был практически хрипом. И после я ощутила, как у меня защипало в глазах.
— Не заставляй меня плакать, мне будет больно, — огрызнулась я.
Он усмехнулся.
— Нельзя плакать, когда в доме две дюжины пончиков.
Боже мой.
— Две дюжины?
— Ладно, может одна дюжина. У Шоу было предостаточно возможности покопаться в них.
— Трое детей, дюжина пончиков, последние минут десять, Хиксон, это немного безумно.
Он протянул руку и открыл дверь спальни, заявляя:
— Это ленивое воскресенье.
С этими словами он вывел меня из спальни и едва мы успели дойти до конца коридора, как Мэми заявила:
— Папа купил вам пончики с заварным кремом, с шоколадно — кремовой начинкой, с желе и еще кучу глазированных и покрытых шоколадом на тот случай, если вам не захочется чего-то необычного.
— Звучит идеально, — сказала я ей.
Так оно и было. К моему удивлению, это действительно было так.
Тесная квартирка. Сломанный нос. Трое детей, которые едва знали меня, не представляя, что я из себя представляю. И сложное будущее.
С моей ладонью в руке Хикса, все стало именно таким.
Идеальным.
***
Семья Дрейк
— Надо отнести ее в кровать, — пробормотал Хикс, и дети наблюдали, как их отец не стал выбираться из-под Греты, которая полностью отключилась, растянувшись на диване, а ее голова покоилась на его бедре. Вместо этого он осторожно поднял ее на руки и встал с дивана, прижимая ее к своей груди.
Хоть она и крепко заснула, но все равно уткнулась лицом ему в шею, а руку закинула с другой стороны, чтобы удержаться.
— Вернусь через минутку, — пробормотал он.
Дети смотрели, как отец обошел журнальный столик и направился в коридор.
Услышав, что дверь спальни захлопнулась, Шоу, устроившийся на кресле-мешке из своей комнаты, прошептал:
— Она чертовски классная.
И так и было.
Даже Коринн считала, что Грета вписывалась в их ленивые воскресенья.
У мамы случился бы удар, и она разозлилась или дулась бы весь день, если бы они попытались устроить подобный день, пока папа был с ней. Она делала так, даже когда не была здесь.
Но Грета освоилась и ни разу не пожаловалась, когда Мэми делала арабеск или шассе перед телевизором (а она делала это очень часто) (прим. Aрабе́ск — одна из основных поз классического танца, шассе — прыжок с продвижением в балете — прим. переводчика).
На самом деле она наблюдала за Мэми каждый раз с небольшой улыбкой и говорила нечто подобное:
— Вау, Мэми, у тебя действительно хорошо получается.
И это не звучало фальшиво.
Абсолютно.
Она говорила серьезно.
— Она реально очень милая и суперкрасивая, — прошептала Мэми, поднимаясь с пола перед телевизором и садясь, скрестив ноги, чтобы посмотреть на брата и сестру. — Всегда так думала, когда мы ходили к мисс Лу. Она идеально смотрится с папой.
— Мама идеально смотрится с папой, — тихо огрызнулась Коринн со своего места в кресле.
— Мама с папой больше не вместе, Кор, — тихо и осторожно указал Шоу, как всегда говорил с Коринн на эту тему, которая, по мнению сестры, особенно в эти дни была перебором.
— И если бы она хотела оставаться идеальной, ей не следовало заставлять папу уезжать, — возмущенно, но все еще тихо проговорила Мэми.
Это недовольство было новым для Мэми. Но с другой стороны, в последнее время от Мэми исходило много нового.
— Есть вещи, которых ты не знаешь, — сказала Коринн младшей сестре.
— Да, а есть то, чего не знаешь ты, — ответила Мэми. — Я, например, слышала, как папа разговаривал с мамой и просил сказать, где она, чтобы он приехал, и они могли бы все уладить.
— Ты слышала это? — спросил Шоу.
— Да, — ответила Мэми. — И он был очень серьезен. Мама почти ничего не говорила, и хотя я не видела его, но было понятно, что ему очень больно.
Коринн почувствовала себя странно, но предупредила:
— Тебе не стоило подслушивать.
— Почему? — спросила Мэми.
— Потому что это — не твое дело, — ответила она.
Глаза Мэми расширились и стали сердитыми.
— Мои мама и папа не мое дело?
— Да. Но это же не все. Есть вещи, которые ты не знаешь. Даже то, что не знает папа.
— А ты не думаешь, что папа — тот, кто должен знать? — с сарказмом спросила Мэми.
— Эй, нам стоит поговорить об этом позже, — сказал им Шоу. — Он вернется в любую минуту.
— Да, и когда же? — спросила брата Коринн. — Теперь мы видим тебя крайне редко.
Лицо Шоу смягчилось, когда он напомнил ей:
— Я все еще забираю тебя из школы, Кор. И отвожу домой, после наших тренировок. Я вижу тебя каждый день.
Она посмотрела в телевизор.
— Как скажешь.
— Мне нравится Грета, — упрямо заявила Мэми. — Он не был… он не был, ну, папой. С тех пор как мама ушла от него. И сегодня, рядом с ней, он был папой.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — пробормотал Шоу.
И Коринн тоже понимала.
Среди девчонок много говорили о том, что девушки не очень хороши, если с ними рядом нет парня. Но очевидно были и парни, которым лучше, когда рядом девушка.
