— Ты не посмеешь!
Анри улыбнулся.
С горящим ненавистью взглядом Юбер шагнул к отцу и протянул руки к его горлу. Загремел гром, и руки сына бессильно опустились. Отец стоял, не двинувшись с места; на морщинистом лице застыла улыбка.
В пятницу, через два дня после разговора с отцом, Юбер собирался лететь в Нью-Йорк. В четверг вечером, когда Юбер закончив дела в своем парижском офисе, ему принесли записку. Он узнал почерк отца: «Правосудие свершилось. Предатель мертв».
В тот же миг Юбер понял, что отныне Ви умерла для него.
Ви подняла с пола фотографию. Телефон зазвонил снова. Она сняла трубку и вздохнула с облегчением, это был не тот голос, который она боялась услышать. Звонил ее деловой агент в Париже, месье Совтерр, и напоминал, что вечером она приглашена в прелестный замок XVI века в окрестностях Парижа, владелец которого, маркиз де Сен-Дени, давал прием в ее честь. На приемах маркиза всегда бывала самая разнообразная публика — министры и банкиры, актрисы и писатели. Хозяин дома забавлялся тем, что на его приемах издатели крупных газет болтали с жокеями, лейбористские лидеры с герцогинями, художники с политиканами. Замок был окружен рвом, и роскошные лимузины подъезжали к нему по разводному мосту. Вино и закуски на приемах всегда были самые изысканные.
Ви надела бежевое бальное платье с вышивкой золотой нитью от Оскара де ла Рента, на голову — диадему из белого золота, украшенную жемчугом и опалами, и золотистые бальные туфельки от Роже Вивье.
У входа в зеркальный зал для танцев ее встретил месье Совтерр и подвел к хозяину дома, который склонился над ее рукой со словами: — Я счастлив, что имею честь приветствовать в своем доме королеву.
Она улыбнулась экстравагантному приветствию, и месье Совтерр повел ее к столику с шампанским. Но едва Ви сделала первый глоток, ее увлек танцевать крупный мужчина с лохматыми бровями; месье Совтерр успел шепнуть, что это знаменитый французский физик. Ей не пришлось допить свое шампанское: как только музыканты заканчивали играть, к ней подходил мужчина и с вкрадчивым «Реrmettez?»[15] увлекал ее на следующий танец. Она кружилась без устали весь вечер, и хотя туфельки уже начали натирать ноги, Ви отрешилась от всех забот и чувствовала себя молодой и беспечной.
Неожиданно она услышала звуки твиста — оркестр играл французскую версию мелодии, покорившую Нью-Йорк десять лет назад. Ви поняла, что хозяин дома приказал сыграть этот танец, столь неуместный в старинном замке и в зале, полном танцоров в классических бальных туалетах, в честь американской гостьи. Она благодарно улыбнулась маркизу и с упоением отдалась знакомым ритмам. Тело ее извивалось, Ви задыхалась от быстрого движения, наконец, мелодия кончилась, Ви огляделась кругом и замерла, — прямо на нее глядел Юбер, без кровинки в лице, с пересохшими губами. Они смотрели друг на друга молча, не двигаясь, пока снова не заиграла музыка и вихрь кружащихся в танце тел не заслонил Юбера от Ви.
К Ви подошел месье Совтерр.
— Здесь Юбер Монтальмон с женой. Хотите, я вас представлю? Вам надо познакомиться, он — ведущий парфюмер Франции.
— Нет, — выдохнула Ви, — не надо. Мы знакомы. Но я хочу уехать, я очень устала.
— Ну, конечно, мисс Джолэй. В вашем распоряжении весь завтрашний день.
Но на следующее утро Ви покинула отель, отправилась прямо в аэропорт, взяла билет на ближайший рейс и вернулась в Лондон. Сославшись на чрезвычайные обстоятельства, она отменила через месье Совтерра все парижские встречи.
Ви почувствовала, что ей не по силам встреча с Юбером Монтальмоном, которая была неизбежна в Париже. Она не хотела увидеть лицом к лицу своего делового соперника, человека, которого она все еще любила.
Воздушный перелет из Лондона в Париж занимал всего пятьдесят минут. Подлетая к Парижу, Марти высматривала ориентиры столицы, знакомые ей по посещению Парижа с Жан-Люком: Сакре-Кёр, площадь Звезды с триумфальной аркой, Нотр-Дам-де-Пари. Она посетила все эти знаменитые места со своим «учителем», разговаривая по его приказу только по-французски.
«Уж я тебе отплачу, дай срок!» — поклялась Марти, вспомнив Жан-Люка.
Приподняв губку, она оскалилась, с ненавистью думая об этом предателе, влюбившем ее в себя и использовавшем как марионетку. Но Марти не торопилась с расплатой, сейчас она поставила перед собой другую цель. К тому же Жан-Люка нет во Франции, где Марти должна была узнать правду о своем происхождении, о своей матери, которую ненавидел ее отец, боготворивший первую жену. Свое отношение к матери Ви он перенес на старшую дочь-любимицу, а Марти, напоминавшая ему о втором неудачном браке, была обделена отцовской любовью. Марти необходимо было выяснить, кто ее мать, почему Арман на ней женился, как сложились их отношения. Она уже не была подростком, неистовой шальной бруклинской девчонкой, и чувствовала, что обращение к истокам поможет ей понять и даже изменить себя — дочь без вины виноватую, полную ревнивой любви к отвергшему ее отцу.
Из аэропорта она отправилась на метро на Лионский вокзал и заказала билеты на Марсель.
«Это где-то на юге», — сказал ей Жан-Люк, когда она показала ему фотографию. Выцветший черно-белый снимок: Арман — красивый, длинноусый, но с каким-то тревожным взглядом, на его руках годовалый ребенок — это она, Мартина, рядом трех-четырехлетняя Ви. Стоят перед стеной с круглыми амбразурами и двумя маленькими башенками. Мартина всю жизнь носила эту фотографию в сумочке, зная, что снимок сделан в городе, где она родилась и где прошло ее раннее детство. Очевидно, снимала мать — поэтому ее нет на фотографии.
Мать. Одиль.
Имя матери, изображение стены с амбразурами да еще упоминание отца о том, что у Одили была аптека — вот и все сведения, которыми располагала Мартина. С небольшой пачкой денег, двумя золотыми тарелками и столовым серебром, которые надо было продать, предстояло объехать всю Южную Францию — любой городок или большая деревня могли быть тем, что искала Марти.
— Вы интересуетесь пейзажем, — заметил сидящий напротив мужчина, попыхивающий сигаретой «Голуаз».
— Да, я ищу деревню или городок, обнесенный стеной с башенками… или там уцелел кусок такой стены… — Марти рассказала ему о фотографии.
— О, уверяю вас, это Фужер! — обрадованно заявил пассажир. — Я бывал там в детстве. Именно такая стена. Но это в Бретани, надо ехать на север, а вы едете на юг. — Он засмеялся.
Через десять минут Марти вышла из поезда. Ей предстояло вернуться в Париж, а там пересесть в брестский поезд и сойти в Ренне. Марти подумала, что раз уж так сложилось, нужно остановиться в Париже и разжиться деньгами. Она устала и продрогла — пальто, которое ей купила мать Джорджа, было модным, но ничуть не грело.
