— Ой! А давай ты приготовишь день-рожденьевскую коку! А мы все будем тебе помогать! Я умею помогать! Честно!
— Конечно поможем, — усмехнулась Палома, а Алехандро в этот момент напоминал кота, наевшегося взбитых сливок.
Я метнула на Алехандро недовольный взгляд, а Ибби, совершенно счастливая, уже тащила меня в дом.
Резиденцию семейства Медины можно было охарактеризовать одним словом — классика.
Вышколенный, немного чопорный персонал, их холодные вежливые улыбки, официальное обращение к хозяевам и вся обстановка говорили о высоком профессионализме.
— Хорошо, что ты приехал, Алехандро, — послышался тихий, но уверенный голос откуда-то сверху, и на лестнице показалась женщина, брюнетка лет сорока — ее высокую стройную фигуру оттенял идеально сидевший на ней костюм, а аккуратный дорогой макияж и безупречная прическа подчеркивали ее ухоженность.
Ибби побежала навстречу маме и, взяв ее за руку, поторопила спуститься с лестницы. Она на ходу что-то ей рассказывала, и, судя по бросаемым на меня взглядам, речь шла о моей скромной персоне.
— Здравствуйте, донья Летисия, — первой поздоровалась Палома.
— Здравствуй, Палома, — чуть наклонила она голову в знак приветствия и посмотрела на меня. Несмотря на то, что ее лицо озаряла доброжелательная улыбка, взгляд был серьезным, изучающим, похожим на взгляд ее дочери.
— Мама, позволь тебе представить сеньориту Лилит Еву Харт, — послышался голос Алехандро, и она кивнула в знак приветствия.
— Здравствуйте, сеньора Летисия Медина, — поздоровалась я, а она, бросив взгляд на свою дочь, которая взяла нас с Паломой за руки, улыбнулась и произнесла:
— Можешь называть меня по имени.
Алехандро обнял и поцеловал мать, и она ему тепло улыбнулась. Теплее, чем нам с Паломой. В отличие от доньи Долорес, в донье Летисии чувствовалась отстраненность, она определенно держала посторонних на расстоянии, но при этом была дружелюбна, улыбчива и располагала к себе.
“Истинная жена политика”, — улыбнулась я, но совсем без осуждения, так как и сама дорожила своим личным пространством.
— Мама, сегодня у Лили день рождения, и мы будем готовить коку! — тоном, не терпящим возражений, произнесла Ибби, и в зеленых глазах доньи Летисии вновь блеснула теплая искра. Она тоже понимала, что гости и праздничная суета отвлекут ребенка от недавних проблем.
— Por supuesto, mi amor, [перевод: конечно, моя любовь] — поцеловала она дочь в щеку и посмотрела на няню, которая следовала за нами по пятам.
Развернувшись, сеньора Медина пошла наверх, а я, все еще надеясь, что мне удастся заменить развлечение готовкой на что-нибудь другое, тихо спросила:
— Алехандро говорил, что у тебя много таких браслетов, может быть покажешь нам с Паломой?
— Конечно покажу, — не задумываясь, кивнула Ибби. — Только мы сначала торт испечем! — и потянула меня с Паломой за руку.
Зайдя на просторную, оборудованную по последнему слову технике кухню, я растерялась, не зная, где лежат нужные мне ингредиенты, но на выручку пришел повар Эрнандо. Правда, ненадолго. Как только он помог нам найти все необходимое, чудесного улыбающегося Эрнандо маленькая хозяйка выставила за порог, но он, видя совершенно счастливую Ибби, был не в обиде.
— Я буду у себя, — поклонился он Исабель, которой я помогала надеть фартук, и тихо удалился с улыбкой на лице.
И кулинарная феерия началась.
Мы втроем все в муке и молоке толклись у стола, раскатывая в виде прямоугольника тесто, а Ибби, возвышаясь на мягком стуле, принесенном братом, руководила процессом.
Алехандро в нашем кулинарном шоу участия не принимал — он был зрителем: облокотившись о дверной косяк, он внимательно наблюдал за нами и иногда усмехался. Правда и от него тоже был толк — чтобы нам было веселее он включил нам висевший на стене телевизор на музыкальный канал, и работа закипела еще веселее под заводные испанские хиты.
— Тут мамы моей нет, — усмехнулась Палома и посмотрела на Исабель: — Помнишь, как она тебя учила танцевать севильяну?
— Да! Тетя Лола умеет танцевать и петь! — совершенно счастливая произнесла Ибби.
— Меня тоже учила, — улыбнулась я и, поправив тыльной стороной ладони выбившуюся прядь, шутливо встала в позу фламенко.
Ибби зааплодировала и внезапно начала подпевать тонким голоском очередному испанскому хиту, пританцовывая на стуле.
Вслед за Ибби запела и Палома, и я не могла не отметить, что у испанцев в крови был абсолютный слух и богатый голос.
— У вас классно получается! — показала я им большим пальцем вверх.
— Подпевай! — ткнула меня в бок Палома, и я, поймав мелодию, весело запела в унисон девочкам “Con la luna llena I'm going crazy tonight…” [перевод: С полной луной я буду сходить с ума этой ночью]. Палома, дурачась, начала кружить бедрами, подтанцовывая в ритм заводной музыке, Исабель уже всерьез пустилась в пляс на стуле, и я аккуратно обхватила малышку за талию, чтобы она не упала.
— Танцуй с нами, именинница! — потребовала Исабель, и я, окутанная волной этого радостного девичьего безумия, начала подтанцовывать в такт ее движениям, крепче обнимая малышку рукой.
Алехандро не принимал участия в нашем кулинарно-танцевально-певческом кружке, он иногда отходил поговорить по телефону, но всегда возвращался и, опершись о дверной косяк, продолжал внимательно наблюдать за нашим сумасшествием. Чувствуя взгляд Алехандро на нашем трио, я подмигивала подруге и, крепко обнимая Ибби, выводила Палому на очередной круг танца — мне казалось, что Медина-младший наконец-то заметил Палому, которая двигалась и пела безупречно. Даже я любовалась ею, и была уверена, что парень не устоит перед этими чарами.
— О, Аитана поет с Аной Геррой!
Палома, вытерев руки, включила звук погромче, и мы, не сговариваясь, запели “Voy a salir, no más fingir, no más servir” [Пойду гулять, хватит притворяться, хватить угождать] — знаменитый хит, который я уже успела выучила наизусть, слушая радио и телепередачи для усвоения языка.
Палома, откинув пульт от телевизора, крутанулась вокруг своей оси, Ибби собственнически обняла меня за шею, а я в обнимку с малышкой закружила бедрами в такт заводной музыке. Наблюдая за малышкой, я улыбалась, радуясь, что нам с Паломой удалось переключить Ибби на радостную волну.
Устроив дискотеку, мы пели в унисон, наклонившись друг другу, и, подмахивая то бедрами, то плечами, выбивали ритм:
Y yo voy, voy, voy lista pa' bailar
Porque tu boy boy me has hecho rabiar
Y yo voy, voy, voy lista pa’ bailar
Y tengo claro que no me voy a fijar
En un chico malo no, no, no
И я буду, буду, буду танцевать
Потому что ты меня, мальчик, разозлил
И я буду, буду, буду танцевать
Я знаю точно, что не посмотрю
На плохого мальчика нет, нет, нет
Ибби, решив подлить масла в огонь нашего веселья, зачерпнула в ладонь горсть муки и выкинула руку вверх. Нас накрыло белым облаком, и мы, окутанные жемчужным, оседающим на нас тумане, еще сильнее расхохотались, продолжая петь.
Внезапно в моем фартуке завибрировал смарт, и я, поскорее вытерев руки, достала телефон. На экране высветилось имя “Лат” и я поспешила ответить на звонок Скайпа, пока Палома пыталась найти пульт от телевизора.
— Кун Лили, поздравляю вас с днем рождения, — увидела я на экране улыбающееся лицо Лата, и он с интересом воззрился на меня, всю в муке. — Я звонил на виллу, разговаривал с Авророй, она сказала, что вы в Мадриде сейчас…
— Да, с Паломой, — улыбнулась я, стряхивая белую пыль, и, чтобы уйти подальше от громкой музыки, проследовала в гостиную.
— У вас там шумно, — с интересом отметил он, — и вы вся в чем-то белом…
— Это мука! Дурачимся с девочками, — усмехнулась я, выходя на просторную террасу. — Мы сейчас в резиденции друга Паломы Алехандро. У него маленькая сестренка весь день с зубной болью мучилась, вот мы и приехали поддержать малышку.
