Он уже за рулём пикапа, что своим рыком так бездушно заглушает шум ветра и пение птиц. — Живее! Простынешь же!
Дорога от озера до дома Анхеля проходит в гробовой тишине. Старик молчит, слишком сильно сжимает руль и как-то нервно переключает передачи. И даже Джильда сегодня не поёт о любви. Я чувствую, деду есть что сказать, а в его голове вопросов ничуть не меньше, чем синяков на моих голых коленках. Но он молчит.
Пикап останавливается в ста метрах от дома. Странное место. Здесь нет парковки — одни кусты с двух сторон, да кусочек забора. Идти босиком по разбитому асфальту — то ещё удовольствие. Резко оборачиваюсь к деду, но тут же натыкаюсь на его глубокий, какой-то измученный взгляд. Эта ночь была страшной не только для меня, но разве я думала об этом?
— Я всегда считал тебя очень смелой девочкой, — говорит тихо, перебирая пальцами оплётку руля. — Но сегодня тебе так и не хватило отваги, рассказать мне правду.
— Вик же всё объяснил…
— Вик научился врать! — отрезает Анхель. — Ты тоже?
— Я просто не хочу жалости!
— Ты просто эгоистка, Рита!
— Вовсе нет!
— Нет? Ты знаешь, что весь город стоял на ушах, чтобы тебя найти?
— Нет.
— Знаешь, сколько слёз пролила Марта, пока мы с Тео из раза в раз пожимали плечами и разводили руками?
— Нет.
— Ты знаешь, что я еле сумел разнять твоего брата и Дани, что сцепились не на шутку возле костра?
— Нет.
— Тогда, может, знаешь, как щемит вот здесь, — старик кулаком бьёт в грудь, — когда я вижу тебя такой: побитой, лысой, измождённой, но вместо правды слышу ложь?
— Я не лгу! Я упала в овраг. Отсюда и ссадины. Просидела в нём полночи, пока меня не нашёл Марс. Вик хотел отвести к тебе, честно, но я была слишком напугана. А волосы? Это глупость, просто порыв души. Дед они отрастут.
— Дело твоё, Рита, — Анхель бросает разочарованный взгляд в мою сторону и заводит мотор. — Мика вернулась! Пару часов назад приехала с Роном.
— Отлично! — пытаюсь улыбнуться, но вместо радости на глазах снова слёзы. Дед прав: я эгоистка!
С этими мыслями осторожно, стараясь никого не разбудить, захожу в дом. Анхель следом. В гостиной темно, тяжёлые шторы мешают первым лучам пробраться внутрь. В доме тихо, а потому скрип половиц под ногами подобен раскату грома.
— Я к себе пойду, — бормочу под нос, сильнее натягивая капюшон. Сейчас до безумия неловко за свой внешний вид.
— Иди, — соглашается Анхель, грузно шагая следом.
С одной стороны, до безумия рада, что все спят. Я не готова к встрече с Микой, к расспросам Тео и печали в глазах Марты. Но с другой, мне немного обидно, что слова Анхеля о беспокойстве за меня — не что иное, как такая же ложь. Меня никто не ждёт, никто не мается от бессонницы в ожидании моего возвращения.
Никто.
Кроме Мики…
Я замечаю её не сразу. Девушка стоит возле лестницы, крепко вцепившись в перила. Волнистые волосы слегка заслоняют лицо, скрывая огромные очки. В сумраке гостиной её одинокая фигура кажется до невозможности хрупкой и ранимой, а сама Мика — потерянной. Она странно водит головой, ориентируясь на звуки, и явно боится отпустить из рук перекладину.
— Дедушка, это ты? — тонкий голосок острой бритвой пробегает по сердцу. — Ты нашёл Риту?
— Да, внучка, да! — басит в полный голос за спиной старик. — Привёз нашу пропажу домой, не волнуйся, родная, с твоей сестрой всё хорошо.
— Я так рада, — щебечет в ответ Мика и порывается шагнуть вперёд, но никак не решается.
— Ты что так и стояла тут полночи, Микэла? — с укором роняет дед, вышагивая в её сторону.
— Не переживай, дедушка! Мне просто не спалось. Рита! — зовёт сестра, протягивая вперёд одну руку, будто пытается меня нащупать в темноте. Она не видит. Совсем. Теперь понимаю.
Кусаю губы, ощущая, как непослушные слёзы вновь стекают по щекам. Проклинаю себя за чёртову слабость и предательство, но подхожу ближе.
— Я так рада, что ты вернулась, — произношу на ходу, стараясь не смотреть на сестру. Голос и так дрожит, и Мика это, конечно, чувствует. Но глупая не понимает и сотой доли моей боли, полагая, что я просто взволнована встречей.
Анхель включает свет. С непривычки щурюсь, а потом всё же перевожу взгляд на сестру и замечаю улыбку на её лице. Как всегда, широкую, искреннюю, любящую. А после различаю на глазах девчонки повязку, что скрывает её глаза, и которую я в темноте приняла за оправу очков.
— Рита! Я так скучала! — и снова её голосок. Он завораживает и в то же время выворачивает душу.
Уверенно подхожу ближе, чтобы её обнять. Касаюсь протянутых ладоней своими. А после прижимаю сестру к себе. Тихо плачу.
— Зачем эта повязка? — спрашиваю сквозь слёзы.
— Так надо, Рита! Не думай об этом. Ещё пару дней потерпеть и можно будет снять.
— Я испугалась, — признаюсь честно. — Ты будешь видеть, правда?
— Мне хочется в это верить, — произносит несмело Мика, не отпуская с лица улыбки. Её руки на моих плечах. Они медленно все ощупывают, будто рисуют в сознании своей хозяйки мой образ. — Забавно, знаешь! Я уже несколько дней так хожу, привыкаю к темноте. Только к ней невозможно привыкнуть.
— Всё будет хорошо, — с силой закусываю губы, ощущая, как любопытные пальцы Мики начинают исследовать моё лицо, проворно подбираясь к капюшону. Ещё немного и она поймёт, как сильно я изменилась.
— Рита! Подойди, помощь нужна! — окликает Анхель, чувствуя неладное, но немного не успевает.
— На тебе толстовка Вика, верно? — спрашивает девчонка, а у самой улыбка начинает подрагивать в уголках губ. — Так пахнет только он. Я знаю.
Воздух в гостиной кажется до невозможности спёртым: делаю вдох, но его катастрофически не хватает. Я не готова говорить с Микой о Сальваторе, я не смогу сказать ей правду. Не сейчас, когда она ничего не видит, не при Анхеле, который тяжёлым взглядом пронзает спину, и, уверена, займёт не мою
