сторону. А потому перехватываю пальцы сестры и, виновато сжимая их своими, отвожу лица. В то же время судорожно пытаюсь придумать очередную ложь. Во благо.
— Всё верно, Мика, — Анхель с придыханием опережает меня. Я слышу по его голосу, как он волнуется, как страхи в его голове побуждают старика тяжело дышать. — Это Вик нашёл нашу девочку. Точнее, даже не он, а Марс. Представляешь, Рита свалилась в овраг и не могла выбраться.
— Вик опять тебя спас? — Мика продолжает улыбаться, скрывая за показной радостью понимание, что ей лгут. Я чувствую, как трепетно подрагивают её пальцы. Вижу, как неловко она начинает переступать с ноги на ногу. Я помню, что обещала Мике никогда её не жалеть, да и теперь сама знаю, как противна чужая жалость, но ничего не могу с собой поделать: смотрю на неё и до дикой боли кусаю губы.
— Да, Вик вытащил меня из оврага. Тебе повезло с парнем!
— Я знаю, — решительно кивает. — Но как ты там очутилась? Ты что провела в овраге всю ночь? Одна? Боже! А Вик? Что он делал в лесу?
— Мика, внучка, — Анхель подходит к нам и перехватывает ладони девчонки в свои морщинистые и тёплые. — Давай отложим расспросы до утра. Рите нужен горячий душ, да и поспать не помешает.
— Да, — отступаю на носочках. — Я потом тебе всё расскажу.
Мика кивает, что-то спрашивает, искренне сочувствует, но я не слышу, точнее, намеренно не слушаю. Просто бегу в свою комнату и с хлопком закрываю за собой дверь. Я хочу побыть одна. Без необходимости постоянно врать и притворяться.
Намеренно не переодеваюсь. Прямо так, в толстовке и с голыми ногами, забираюсь на закинутую покрывалом кровать и прижимаю колени к груди. Натягиваю рукава пониже, а носом зарываюсь в мягкую ткань кофты. Мика права: она всё ещё пахнет Виком. Только уже не её Виком!
Улыбка смешивается со слезами, а чувство безграничного счастья упирается в угрызения совести, что вкупе с дикой усталостью окончательно лишает сил. Я непроизвольно вспоминаю о Сильвии и своём уродстве. О нежности Вика и его губах. Думаю о Дани и Мике. А в голове вспышками проносятся обрывки фраз Анхеля и отвращение в глазах Тео в тот момент, когда парень увидел плакат в холле школы. Мне страшно представить ту боль, что окутает сердце Мики, когда она обо всём узнает.
Нас с Виком не примут! Никогда! Наши отношения — повод для сплетен и всеобщего осуждения! А сама я дрянь! Разлучница! Воровка! Я бесцеремонно забрала себе чужое счастье! Предала сестру, доверие деда, я обманула Дани. От этих мыслей пробивает озноб и начинает подташнивать. Мне противно от самой себя. Но глупое сердце глухо к весомым аргументам разума. Оно отныне просто неспособно биться вдали от Вика. Почему именно он? Почему сейчас? Как заглушить в себе это чувство? Как теперь позабыть его «люблю»?
Тихо скулю, свернувшись клубком, а потом засыпаю. Мой сон беспокойный. Он кишит ночными тварями и ощущением беспрестанного падения. Сквозь дрему кричу, ворочаюсь, просыпаюсь, а потом снова проваливаюсь в темноту. Я слышу знакомые голоса, ощущаю тепло прикосновений, но всё списываю на кошмарный сон. Липкий, непробудный, выматывающий.
Я просыпаюсь резко. Выныриваю из чёрной бездны в реальность. Моя комната окутана мягким светом ночника, а я — теплом одеяла. На мне пижама, привезённая из Мадрида, а на тумбочке в изголовье большая чашка с чаем и ломтиками печенья. За окном вечерний полумрак. Присаживаюсь на кровати и замечаю в тёмном углу Анхеля, задремавшего на стуле. Не понимаю, что он забыл в моей комнате, да и вообще ощущаю себя потерянной во времени и пространстве. Неужели я проспала весь день?
— Дедушка! — зову тихо, чтобы не напугать старика. — Дедушка!
— Рита! — встрепенувшись, Анхель смотрит на меня с нескрываемым волнением. — Как ты, дочка?
— Нормально, — пожимаю плечами. Вопрос деда кажется странным. — Что ты здесь делаешь?
— Как видишь, сплю, хотя должен был следить за тобой, — недовольно бурчит старик и потягиваясь встаёт со стула. — Как ты себя чувствуешь?
Ладонь Анхеля деловито ложится на мой лоб.
— Дедушка! — хихикая, смахиваю его руку. Старик явно ещё не проснулся до конца. — Ты чего?
— Больше надо по ночам в сырых оврагах сидеть! — ворчит он и садится рядом. Находит мою ладонь и сжимает её. Крепко, но ласково. — Два дня бредила со сна, толком не приходя в сознание. Уже хотели врача из Эскеля приглашать или тебя в больницу везти!
— Кто бредил? Я?
— Ну, не я же. Вот, попей! — Анхель протягивает мне чай, и я с жадностью выпиваю половину кружки. — Ты нас всех так напугала!
— Извини. Я, видимо, просто перенервничала.
У меня не укладывается в голове, что можно так надолго провалиться в сон. Смотрю на деда настороженно, не доверяя его словам. Но глубокие и мрачные тени под стариковскими глазами не оставляют никаких сомнений: Анхель не шутит.
— Поверь, милая, мы все перенервничали. Поспишь ещё?
— Нет, всё хорошо, правда! — пытаюсь вылезти из кровати, но упираюсь в массивную фигуру Анхеля. — Только есть хочется!
— Значит, и правда всё нормально! — он улыбается и неуклюже поднимается на ноги. — Через час ужин.
— Ты просто так уйдёшь? — окликаю деда, когда тот открывает дверь в намерении выйти. Старик останавливается и через плечо глядит на меня, а я не могу понять то ли всё ещё сердится, то ли ему слишком больно на меня смотреть.
— Ты сказал, я бредила? — ум опаляет неприятная догадка. — Что именно я говорила?
— Не думай об этом, Рита, — натянуто улыбается Анхель. — Но я рад, что хотя бы во сне ты отважилась озвучить правду.
— О чём ты, дед?
— О твоих страхах, Рита.
— Мика тоже слышала, да? — я так боюсь, что звала сквозь сон Вика, или ещё, чего доброго, призналась в своей симпатии к нему.
— Не переживай, Мика ничего не слышала.
— А кто слышал? Только ты?
Дед кивает, а я начинаю заливаться краской.
— Ещё Марта обрывки, когда помогала тебя переодеть. Но самое интересное ты поведала Вику.
— Вику? — как ошпаренная, вскакиваю на ноги. — Он был в
