моментов, сейчас не самый подходящий. Нам пора идти, а она — последний человек в свободном мире, которого Даллас хочет видеть, особенно разговаривающей со мной.
Я прохожу мимо нее, направляясь к грузовику Далласа — не желая вступать в конфронтацию, которая, как я чувствую, неминуема; иначе зачем бы Тиффани скрывалась в тени и направлялась ко мне с крыльца своего дома? Она явно ждала, когда я выйду на улицу.
Однако она не пересекает двор мальчиков.
«Через три секунды Даллас выскочит из парадной двери», — хочу сказать я ей. — «И когда он это сделает, ты не захочешь быть рядом…»
— Пожалуйста? — умоляет она.
Я игнорирую ее.
— Райан. Пожалуйста.
Ее обращение ко мне по имени — это то, что заставляет меня остановиться на тротуаре.
— Это займет всего минуту, клянусь.
Я не полная стерва, у меня есть чувства, и я верю во второй шанс — не то чтобы остановка для разговора с ней означает, что я даю ей такой шанс, но теперь, когда Тиффани преследует меня, мне любопытно услышать, что она скажет.
К тому же, либо Тиффани хватает самосознания, чтобы не подходить ко мне, зная, что я не заинтересована в дружеском общении, либо она искренне сожалеет.
Я хочу знать, что именно, и не узнаю, пока не остановлюсь, чтобы поговорить с ней.
Верно?
Верно.
Когда я медлю на тротуаре, она понимает, что я хочу поговорить, делает шаг вперед и спешит через свой двор, не останавливаясь, пока не оказывается передо мной.
Я скрещиваю, затем разжимаю руки, снова скрещиваю, наконец, решаю засунуть руки в карманы куртки, пока жду, когда она перейдет к делу.
Мой взгляд останавливается на двери.
Даллас открывает ее, замирает, увидев меня на лужайке с Тиффани, но не выходит вперед после того, как я поднимаю руку, недвусмысленно давая понять, что все хорошо, все в порядке.
Тем не менее он следит за нами от двери, как часовой, не сходя со своего места, наблюдая за нами, как ястреб.
— Что ты хочешь сказать, Тиффани?
Она обхватывает себя руками, словно защищаясь.
— Я хочу сказать, что мне жаль. Прости.
Я наклоняю голову в сторону, не позволяя своему выражению лица измениться ни на секунду.
— За что ты извиняешься?
Моя мама часто так поступала со мной, когда я была младше. Я извинялась за что-то после того, как знала, что она расстроена, а потом она просила меня объясниться. Она не хотела слышать извинений, если я действительно не имела это в виду и не понимала, за что извиняюсь, поэтому я делаю то же самое с Тиффани.
— Прости, что я подставила тебя. — Ей неловко, она дергает за ткань своей серой толстовки.
— Но ты подставила не меня, а Далласа.
Через ее плечо я вижу, как две девушки выходят на крыльцо, наблюдая за нами в халатах, как будто мы показываем шоу. Возможно, так оно и есть. Ситуация имеет потенциал для драматической развязки.
Как и Даллас, они не двигаются с места.
Отлично.
Зрители, как раз то, что мне нужно.
Тиффани пытается снова.
— Я имела в виду, что мне жаль, что я его подставила. Я знаю, что это должно быть расстроило тебя.
Это расстроило меня, очевидно — это расстроило бы любого.
Я позволяю ей говорить, не желая заполнять тишину пустыми словами.
— Я не думала. Я была… — Она с трудом подбирает слова, а я пытаюсь решить, искренна ли она. Трудно сказать. — Я была захвачена моментом. Когда папарацци связались со мной, я подумала, какого черта, почему бы и нет?
Почему бы и нет?
Видите, вот оно…
— Сколько тебе заплатили?
— Не очень много.
— Сколько? — Я вытаскиваю руки из карманов и на этот раз скрещиваю их на груди.
— Пятьсот.
Эта девушка пыталась разрушить мои отношения ради пятнадцати минут славы, за пятьсот долларов?
Ничего себе.
— Я не впечатлена, — бурчу я. — Помимо денег, какая еще у тебя была мотивация? Все, что тебе нужно было сделать, это получить денежный кадр. Обязательно было предлагать отсосать член моему парню?
Тиффани отступает от меня, оскорбленная.
— Что?
— Он сказал мне, что ты спросила, можешь ли ты пососать. Его. Член. — Я выделяю слово «член», медленно проговаривая предложение, желая смутить ее единственным доступным мне способом.
Я не из тех, кто пойдет плакаться прессе, так что это останется между нами двумя, если, конечно, она не решит обратиться к прессе, как сделала в прошлый раз, когда не добилась своего.
— Что?! — Тиффани выглядит возмущенной. — Зачем ему это делать?
Зачем ему говорить мне?
— Прости, тебя только это беспокоит? — Я фыркаю. Я имею в виду, она серьезно? — Он сказал мне, потому что я его девушка. Он же сказал тебе, что она у него есть, после того как ты сделала ему предложение.
Она усмехается.
— В свою защиту скажу, что это была шутка. И, кстати, многие парни приняли бы мое предложение.
Не понимаю, что он в тебе нашел…
Ее невысказанные слова задерживаются между нами.
Ты простушка.
Скучная.
Брюнетка.
— Это не шутка, если никто не смеется. — Я делаю паузу. — Ты смеялась, когда говорила это?
Я так раздражена.
Она пожимает плечами.
— Что это значит? — Я хочу знать, потом тоже пожимаю плечами. — Что это?
Вверх и вниз, вверх и вниз.
Черт, я действительно разозлилась. Сарказм не является моим вторым языком, и на секунду я задумываюсь о том, попала ли моя фраза в цель.
— Ты смеялась, когда предлагала отсосать член моему парню?
Лицо Тиффани покраснело, и не думаю, что это от ветра или холода, кончики ее ушей тоже пунцовые.
— Знаешь что, я пришла извиниться, а ты ведешь себя как сука.
Я веду себя как сука? Ни хрена себе!
— Ты знаешь, что мне пришлось перестать ходить на занятия после того, как появилась та фотография? И мои родители были разочарованы во мне. И я не могла ходить на работу. И сомневалась в каждом своем решении, и все потому, что ты хотела попасть в новости, продав свою фальшивую историю. — Я смеюсь. — А теперь ты стоишь здесь и извиняешься за то, что тебя «захватил момент».
Я использую воздушные кавычки.
«Больше сарказма. Отлично, Райан».
— Послушай. Я не могу стоять здесь весь день и спорить с тобой. Мне нужно идти домой, чтобы переодеться для работы. Но я приму твои извинения, и давай договоримся не попадаться друг другу на глаза.
— Даллас уже сказал, что мне нельзя приходить в дом.
Я киваю.
— Хорошо. Честно говоря, я не хочу видеть тебя в доме. — Или во дворе.
