Она явно не стыдилась. Явно получала удовольствие. Явно не собиралась жеманничать или скромничать. И это безумно облегчало… А еще крайне нравилось.
Когда пуговицы были расстегнуты, платье разошлось. Не полностью, но достаточно, чтобы Корней мог оценить, что под платьем все неизменно красиво. Черное кружево, гладкая в меру загорелая кожа.
— Ты так и будешь смотреть или присоединишься? — и если Илона задает подобный вопрос, ведет одним плечом, сбрасывая ткань с него, приподнимает бровь, как бы давая возможность с другого снять уже мужчине, то делает это не из природной капризности, а ради игры.
Корней поднимает руку, делает несколько движений указательным пальцем, будто подзывая, смотрит с легкой улыбкой, как Илона сначала вроде как сомневается, а потом ведет вторым плечом, позволяет платью упасть на пол, только потом подходит, привстает на носочки, касается губами уголка мужского рта, трется своей бархатистой щекой о его — не обязанную быть идеально гладкой, руками поднимается по шее вверх, ныряя в волосы, собирая их пальцами и чуть натягивая…
Прижимается полуголым телом к пока одетому и сдерживает улыбку, но понимает — он, как всегда, реагирует на действия правильно. Значит, и действия правильные, и он все тот же…
Целуются они недолго. Высоцкий — не любитель поцелуев, Илона поняла это быстро. Даже как-то спросила и услышала ответ совершенно в его духе… «Зачем, если не в постели?». И отчасти даже поняла.
Но главное, что запомнила. Не требовала, не ждала. Если только в постели…
Чуть отстранившись, Корней пустил правую руку вверх от кожи чуть ниже поясницы, которую с удовольствием сминал, по спине до шеи. Оттуда — к хвосту, намотал его на кулак, оттянул, заглядывая в лицо. Илона улыбалась, он тоже.
Они играли, получая удовольствие, не особо торопясь.
— Дорогу в спальню помнишь?
— Почти забыла… — Илона уколола, Корней улыбнулся, наклонился к губам, сначала коснулся своими, а потом легко прикусил, наказывая за дерзость. Обоим понравилось.
— Сейчас напомню.
После чего резко отпускает волосы, забрасывает на плечо, игнорируя непроизвольный писк и идет в нужном направлении.
Мелькает мысль, что телефон остался в прихожей, но проверить решает потом. В конце концов, у него суббота. Девочка у бабушки. Рабочих авралов быть не должно. Можно расслабиться.
* * *
Аня поднималась в зеркальном лифте, глядя на свое отражение…
В ответ на нее смотрела девятнадцатилетняя девушка в любимых джинсах, самой обычной, заправленной в них футболке и джинсовой куртке поверх. На ногах — все те же конверсы, в которых когда-то она ступила на территорию Высоцкого впервые. В руках — картонная коробка с замысловатым лелестковым замком и бабушкина сумка. На лице — дурацкая улыбка и бесконечные попытки девушки ее потушить… Бессмысленные, потому что в голове раз за разом все та же сцена. Она. Пирожные. Высоцкий.
Красивая сцена. Еще не случившаяся, но уже так явно ощутимая…
Заставляя себя же отвлечься, Аня в последний раз достала из кармана телефон, зашла в переписку. Корней так и не прочитал ее сообщение. Ну и ладно…
Будет сюрприз, значит. А еще… А еще она сможет его поддеть, сказав, что она-то предупредила, это он…
Только подумала о такой возможности… И тут же зажмурилась, испытывая одновременный стыд и восторг. Это ведь так… Так невероятно! Ей есть чем подколоть Высоцкого!
Точнее не так. Не Высоцкого. Корнея. Он когда-то сказал, что обращаться к нему лучше так. И когда-то же Ане казалось, что она никогда не сможет… Язык отсохнет раньше, чем подобное обращение вырвется, но времена меняются и теперь… Это кажется первым маленьким шагом…
К чему? И подумать стыдно, не то, чтобы сказать. К близости. Хоть какой-то. Вряд ли дружбе. Точно не любви. Но просто… Ей и Корнеем его называть — уже отдельная форма счастья.
Кабина остановилась, сигнальный датчик оповестил, что они достигли нужного этажа, двери начали медленно разъезжаться…
Аня шла к квартире, пытаясь выудить ключ из кармана. Делала это усердно, откровенно борясь, потому что ключ будто не хотел — упирался, что есть силы, то и дело выскальзывая из пальцев, цепляясь за ткань или скрученные наушники…
Перед порогом, когда Аня думала, что победила, и вовсе упали…
Пришлось ставить сумку, наклоняться, поднимать…
А потом снова, потому что она только начала вставлять в замочную скважину, а они снова упали…
— Вот же вредины! — Аня пожурила ключи беззлобно, взяла их пальцами довольно крепко, вставила один в нужную скважину, прокрутила… Потом второй…
Открывала дверь медленно, начиная прислушиваться прямо отсюда…
В коридоре свет был выключен, в кухне и гостиной тоже никого…
Это казалось настолько похожим на то, что Аня успела нарисовать в своем воображении, что сердце затарабанило в грудную клетку с отчаянной силой.
Девушка, улыбаясь, вошла в квартиру на цыпочках, поставила сумку у ног, пирожные в коробке — на свободную полку, подвинув что-то… Сощурилась, чтобы разглядеть (ведь раньше она всегда пустовала), но не смогла.
Отвернулась, чтобы закрыть за собой дверь, старалась сделать это тоже тихо. Вдруг зараженная идеей удивить Высоцкого… То есть, Корнея.
Он выйдет из спальни, а она на кухне. Не ждет просьбы, а сама ставит чайник. И эклеры уже не в коробке, а на одной из его красивенных тарелок.
Аня успела закрыть один из замков, когда услышала странные звуки. Сначала просто застыла, и только потом поняла — это смех. Женский.
Сердце снова забилось сильней, в уши хлынула кровь. Она закрыла глаза, перестала дышать…
Может… Может это из соседней квартиры? Такое ведь возможно… И неважно, что за все проведенное здесь время Аня ни разу не услышала ни единого постороннего звука…
Стояла, будто застывшая статуя, отчаянно молясь, чтобы из соседней… А потом снова услышала смех — гортанный, игривый, интимный…
И мужской голос. Слов она не разобрала, но голос узнала. Корней никогда при ней
так
не говорил. Но тембр его. Точно его.
И снова смех, снова несколько слов, шуршание ткани…
Не выдержав, Аня вновь развернулась.
Глаза успели привыкнуть к темноте достаточно, чтобы она увидела на полу что-то скомканное…
Присела, потянулась дрожащими пальцами, коснулась ткани…
Одернула, будто током ударило…
Дверь в спальню Высоцкого была закрыта не до конца. Свет выключен и там, но теперь сомнений не было — звуки оттуда. И если она помедлит еще немного — станет только хуже.
Хотя людям там, наверное, с каждой секундой будет лучше, а вот ей…
Сделав глубокий вдох через нос, Аня снова поднялась… Снова взялась за тот замок, который совсем недавно так аккуратно закрывала… А теперь была неистово рада, что закрыла только его…
Не была уверена, но ей показалось, что открыла беззвучно. Вышла… И снова аккуратно… Насколько возможно тихо… Один за другим защелкивала…
Подошла к лифту, вызвала… Он не успел уехать, поэтому впустил недавнюю пассажирку почти сразу.
Да только… Будь человеком, вряд ли узнал бы.
* * *
Аня спускалась в лифте, глядя на свое отражение.
В ответ на нее смотрела девятнадцатилетняя девушка в любимых джинсах, самой обычной, заправленной в них футболке и джинсовой куртке поверх. На ногах — все те же конверсы, в которых когда-то она ступила на территорию Высоцкого впервые. В руках… В руках ключи. На лице… Растерянность и боль.
Девушка опустилась на корточки, закрывая то самое лицо руками. Зажмурилась… Но это не помогло. Попыталась закрыть уши… Но и тут — без шансов. Лифт ехал вниз, а она слышала женский смех, пальцами чувствовала мягкую ткань, а перед глазами… То, что она не видела, но прекрасно понимала.
Совсем не она. Совсем не пирожные. Но точно Высоцкий.
Глава 35
— Принесешь платье, пожалуйста?
Илона повернула голову, обращаясь к Корнею, глядя с улыбкой на его спину. В отличие от нее — еще голой, он уже практически оделся. Джинсы на месте, пряжка застегнута, в руках футболка… И можно посмотреть, как по спине перекатываются мышцы, когда он ее одевает.
