я нашла его спасительную благодать.
Хотя мои обнадеживающие размышления улетучились, когда он ушел с прощальным предложением.
— Никогда больше не смей ослушаться меня в присутствии моих людей.
Kilig — ощущение бабочек в животе.
Татуированные пальцы скользнули вниз по моим ногам, и шершавость его рук оставила мурашки по коже. У меня перехватило дыхание, когда он раздвинул мои бедра. Моя кожа была такой чувствительной, что самые легкие прикосновения гудели под поверхностью. Его рот прошёлся вниз по моей шее, посасывая и покусывая на пути к моей груди. Пустота запульсировала в сердце, умоляя о давлении и трении…
Глухой удар погасил пламя внутри, как свечу.
Мои глаза распахнулись, чтобы увидеть, что шум был вызван книгой, упавшей с моих колен. Я судорожно выдохнула и, с чувством отвращения к безнравственным грезам, поглотившим меня, встала с подоконника и принялась расхаживать по комнате.
Было уже больше одиннадцати, но я не могла заснуть. Каждый раз, когда я закрывала глаза, беспокойство играло под моей кожей, вытягивая мое тело. Притяжение луны действовало своей магией на мое недавно оскверненное состояние. Я хотела бы, чтобы на этом все и закончилось, но мои фантазии не имели ничего общего с плотскими ритуалами и лесбийскими свиданиями в лесу.
Я все еще ощущала его на себе: не моих губах, на шее, в разуме — в настойчивой боли между ног. При этой мысли мое сердцебиение ускорилось, соски затвердели под футболкой.
Я теряла рассудок.
С нарастающим разочарованием я схватила книгу и побрела по коридору. В доме было тихо и темно без присутствия Ронана. Он уехал в Москву вскоре после того, как Юля зашила мне запястье, и не вернулся. Интересно, ужинал ли он сейчас с Надей, трахал ли ее так, как она этого хотела? От этой мысли у меня скрутило живот, и я отогнала их прочь.
Я направилась вниз по лестнице, которая тихо скрипнула под моим весом. Лунный свет отбрасывал на библиотеку серебряные лучи, в которых искрились пылинки. Я встала на цыпочки, чтобы поставить «Гроздья гнева» на свое законное место. А потом знакомый запах сигарного дыма — специй и эвкалипта — заполнил мои чувства.
— Kotyonok.
Книга выскользнула из моих пальцев, и я резко обернулась, мое сердце затрепетало. Ронан сидел за своим столом, как грозная тень под белым облаком дыма.
Я положила руку на грудь.
— Боже, ты напугал меня.
Именно в этот момент я поняла, что больше не боюсь его присутствия и что монстр, которого я когда-то страшилась, теперь стал тем, с кем я с облегчением столкнулась в темноте.
— Если бы я не знал тебя лучше, я бы сказал, что ты пытаешься соблазнить меня, — протянул он, его темный взгляд скользнул по моим голым бёдрам с покалывающим скольжением тепла. — Но мы оба знаем, что твои усилия более напористы — и, скажем так, неуклюжи, — чем это.
Он выглядел и говорил как джентльмен, но когда выдохнул индифферентный дым, усики завились, как рога над его головой.
Он говорил о том, как я впервые поцеловала его — как я почти полностью поглотила его рот. Раздражающий комментарий должен был подавить всю похоть, но этого не произошло.
— Не то, чтобы в твоих попытках соблазнения не было больше такта, — сказала я ему.
Секунду он наблюдал за мной.
— Не беспокойся о моих попытках, kotyonok.
Я приподняла бровь.
— Тогда не беспокойся о моих.
Его глаза удерживали мои, что-то более темное, чем тени, скользящие сквозь них. Тишина повисла в воздухе, давя на легкие. Пытаясь восстановить дыхание, я отвлекла свое внимание от него, взяла книгу и убедилась, что не повредила корешок, прежде чем положить на место.
Я почувствовала, как его взгляд скользнул вниз по моей спине, по заднице и к задней части бедер. Взгляд обжигал — горячий и холодный, как ожог кубика льда на коже. Я провела пальцами по старым корешкам, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме его присутствия, обволакивающего мое тело, как черный шелк.
Ибупрофен, который Юлия давала мне каждые четыре часа, уменьшал боль в запястье, но никак не мог остановить пульсацию между ног. Жар внутри соперничал, когда я была прижата к двери отеля, а бедро Ронана двигало меня все выше и выше.
Мой разум перемотал назад, возвращая к той ночи в Москве и моему последующему пребыванию. Что-то щелкнуло. Осознание ударило меня в грудь, и мои пальцы скользнули вниз по корешкам.
Я повернулась к нему лицом.
— Почему ты так долго играл со мной, когда с самого начала знал, кто мой отец?
Глаза Ронана сузились, но он ничего не ответил.
В этом не было необходимости.
Я знала, почему он так долго ждал, чтобы осуществить свой план мести.
Я ему нравилась.
Каждый мой желтый цвет, мятежный сантиметр с сердцем на рукаве.
* * *
Прошел час с тех пор, как я вышла из библиотеки и легла в постель. Сон теперь невозможно было обрести. Если это не мое сердце делало нелепые выводы, то мое тело становилось все горячее с каждым прикосновением одеяла.
Я сбросила с себя одеяло, но все еще была окутана паутиной пламени. Со стоном разочарования я перекатилась на другой бок. Мои пижамные шортики задрались, туго натягиваясь между бедер. Я старалась не обращать внимания на то, как мой клитор покалывает от трения, но все, о чем могла думать, это о том, каково это, когда он опускается на меня, и о шероховатости его рук на моей коже. Сердце бешено колотилось, дыхание становилось слишком напряженным, чтобы его можно было выпустить.
Чем дольше я лежала, тем сильнее разгорались огонь и обида. Ронан забрал мою девственность, наступил на нее, как не мусор, и я должна была просто сказать спасибо.
Разочарование обожгло мне затылок. Казалось, что я нахожусь в каком-то подвешенном состоянии, которое не закончится, пока он не завершит начатое. И я чертовски уверена, что не буду ощущать себя такой всю оставшуюся жизнь.
Я вскочила на ноги и зашагала по коридору, подгоняемая решимостью. Войдя в комнату Ронана, я резко остановилась. У меня пересохло во рту: гладкие, покрытые чернилами мышцы под черными простынями. Он спал по-человечески, лежа на животе, засунув одну руку под подушку.
На мгновение я передумала. Он выглядел больше, чем в жизни, с таким количеством видимой кожи. Одеяло было спущены до икр, будто ему стало слишком жарко, и он сбросил его, оставив на виду всю длину его
