я не думал, что смогу позволить ей уйти, даже если она передумает. И потеря контроля внезапно заставила меня немного возненавидеть ее.
Все мысли замерли, когда Мила оттолкнулась от кровати одной рукой и провела другой по моей груди. Простое прикосновение обожгло, как огненная линия, посылая всю кровь в моем теле на юг. Мы оба смотрели, как ее рука скользит вниз по моему прессу, прежде чем остановиться на трусах, где она провела пальцем по поясу. Каждое движение назад и вперед пульсировало в члене.
Когда ее затуманенный взгляд поднялся на меня, рябь тьмы скользнула по мне. Похоть в ее взгляде была полностью моей. По крайней мере, до Воскресенья. Мысль о том, что потом она отдаст эти глаза кому-то другому, заставила меня запустить руку в ее волосы, удерживая ее взгляд на моем. Нахуй карму. Мне нужно было избавиться от этого дерьма прямо сейчас.
— Я хочу…
Она покраснела и, не в силах закончить фразу, ее пальцы потянули мои трусы вниз на сантиметр, демонстрируя, чего она хочет, но не может сказать. Ее рука задела головку члена. Малейшая щетка превратила мою кровь в жидкий огонь, горячий и тяжелый внутри. Но мне нужно было услышать, как она произносит эти слова.
— Тебе придется быть более конкретной.
— По Английский, — тихо сказала она.
Иисус. В пятый раз с этой девушкой я не осознавал, что говорю по-русски. Разочарование осветило мою спину.
— Будь более конкретной.
Мое раздражение исчезло, когда ее рука скользнула под трусы и по всей длине члена. Я прошипел сквозь зубы. Тепло скрутилось у основания моего позвоночника, посылая дрожь наружу. В ее прикосновениях не было ничего привычного — на самом деле, она чувствовалась немного неуверенно. Я не знал, было ли это потому, что я так долго ждал, чтобы добраться до этого момента с ней или потому, что ее неопытность была новинкой, но достаточно тревожно, движение ее рук вниз по моим трусам сделало меня твёрдым, чем когда-либо в моей жизни.
— Я хочу этого, — выдохнула она, обхватив пальцами мой член, прежде чем медленно погладить его от основания к головке.
Низкий стон вырвался из горла. Мне нужно было усилить ее хватку, но зная, что я не могу позволить ей толкнуть меня слишком далеко, я накрыл ее руку своей, останавливая.
— Не будет ни лепестков роз, ни зажженных свечей, — сказал я ей.
Она поджала губы.
— Даже не один…
— Нет.
Появилась едва заметная улыбка, и я испытал странное желание поцеловать ее в губы. Я обнаружил, что принуждение настолько раздражает меня, что моя хватка на ее волосах усилилась, грубо оттягивая ее голову назад.
Она выдохнула.
— Хорошо.
Чувствуя, что мне нужно сделать себя кристально чистым, я произнёс:
— Я не собираюсь трахать тебя медленно и сладко.
— Досадно. — она надула губы. — Я думала, что меня ждет что-то по-настоящему романтическое.
Я был слишком суров, чтобы посмеяться над ее сарказмом.
— Потом для меня это ничего не будет значить.
— Боже, перестань болтать, — сказала она с досадой. — Я не настолько деликатна. Просто трахни меня, как ты трахнул бы Надю.
Все мое тело успокоилось. Тот факт, что это дерьмо только что вышло из ее рта, послало волну ярости вниз по спине. В мгновение ока я поставил ее на четвереньки, дернул ее голову назад за волосы и прижал свой твердый член к ее заднице.
— Так? — прорычал я. — Так вот как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?
Она тяжело дышала, не сопротивляясь тому, что я держал ее за волосы, прежде чем резко произнести:
— Если на этот раз это будет длится больше двух секунд.
Теперь я был больше зол, чем возбужден. И это не имело никакого отношения к тому, что она отозвала мою мужскую карточку. Миле, похоже, было наплевать, трахну ли я ее, как все остальные, а мне хотелось поджечь Москву от одной только мысли, что она воображает кого-то другого, кроме меня. Когда я отпустил ее волосы, она выдохнула, ее голова упала вперед.
— Я не хочу больше слышать это имя из твоих уст.
— Почему нет?
— Потому что я, блядь, сказал.
Ибо мне это не нравилось. Если она хотела этого так же, как Надя, она должна была привести с собой другую девушку. И, как ни странно, я не хотел, чтобы кто-то еще прикасался к Миле — включая женский пол.
Она посмотрела на меня через плечо, и мягкий взгляд ее глаз, неуверенный, но горячий, привлек все мое внимание к члену, прижатому к ее заднице. Гнев исчез, оставив тело напряженным и пульсирующим от подавленной похоти.
Я схватил ее шортики и стянул их вниз, прерывисто выдохнув при виде этого зрелища. Проведя руками по ее заднице, я прижал мягкую плоть к своим ладоням, прежде чем шлепнуть. Мила вдохнула, и ее бедра выгнулись, светлые волосы упали на поясницу.
Я не мог не удержаться, чтобы не укусить каждую обнаженную ягодицу, а затем лизнуть ее от киски до задницы. Она застонала и снова прижалась ко мне. Я хотел, чтобы она кончила на мой язык, но вкус заставлял мои яйца пульсировать.
Я вытер рукой рот в попытке успокоить кровь, стучащую в ушах. Хотя вид ее, стоящей на четвереньках, истощил мою силу воли. Она была так чертовски горяча, что я снова шлепнул ее по заднице.
— Ой, — без особого энтузиазма пожаловалась она. — Это больно.
— Ты сама напросилась, kotyonok.
— Ты можешь просто… — я вошёл двумя пальцами в нее, и она вздохнула: — О Боже.
Она сжала меня так сильно, что я застонал и вышел, прежде чем смог поддаться желанию трахнуть ее ими. Издав разочарованный звук, она повернула голову, смотря, как я обхватил рукой свой член и погладил его один раз. Ее глаза были полуприкрыты.
— Сделай это еще раз, — выдохнула она.
Дерьмо. Она хотела смотреть, как я дрочу.
— В другой раз.
Когда мне не придется бороться с необходимостью кончить.
Потеревшись головкой члена о ее киску, жар от неё почти обжигал, ее охватила дрожь, а пальцы вцепились в простыни.
— Нервничаешь? — грубо спросил я.
— Да.
— Хорошо.
Она была чертовски напряжена, когда я вошел в нее; так напряжена, что почти полностью сопротивлялась мне. Я погладил ее задницу и начал произносить дерьмо, которое не мог контролировать, не зная, на каком языке я говорю. Это мог быть долбаный мандарин. [100]
— Я знаю, что ты можешь взять меня, kotyonok. Ты такая чертовски мокрая. Это самая красивая киска, которую я когда-либо видел.
Наконец она расслабилась. Я наблюдал за ее
