— Но он мой друг.
Ронни порывисто вскочила:
— Пастор едва не погиб в огне! Несколько недель провел в больнице! Знаешь, как болезненны ожоги? Спроси у Блейз, каково это! А церковь... У пастора не хватает денег, чтобы ее отремонтировать, а теперь па никогда не увидит витраж на его законном месте!
Уилл тряхнул головой, стараясьсохранять спокойствие. Он видел, что Ронни на пределе: болезнь отца, его отъезд, грядущее заседание суда...
— Знаю, это скверно, — тихо сказал он, — и я чувствую себя виноватым. Не могу передать, сколько раз я хотел пойти в полицию!
— И что? — взвилась Ронни. — Это ничего не значит! Разве ты не слышал, как я рассказывала, что на суде призналась во всем, что сделала? Потому что стыдилась своих поступков! Правда чего-то стоит, только когда имеешь силу воли признать свою вину. Неужели не понимаешь? Церковь была жизнью пастора Харриса! А теперь ее нет, и страховка не покрывает ущерб, и они пытаются проводить службы на складе...
— Скотт мой друг, — запротестовал он. — Я... не могу просто так бросить его на съедение волкам.
Ронни пожала плечами. Да слышит ли он ее?!
— Как ты можешь быть настолько эгоистичен?
— Вовсе я не эгоистичен...
— Ошибаешься, ты именно таков и есть, и если не можешь этого понять, я не желаю с тобой разговаривать.
Она встала и направилась к дому.
— Уходи! Проваливай!
— Ронни! — позвал он, шагая следом.
Она резко развернулась.
— Все кончено, понятно?
— Ничего не кончено. Послушай, будь же благоразумной...
— Благоразумной?!
Она взмахнула руками.
— Хочешь, чтобы я была благоразумной? Ты ведь лгал всем, и мне тоже! Знал, что мой отец делает витраж. Стоял всю ночь рядом со мной и словом не обмолвился!
Брошенные в гневе обвинения что-то прояснили в ее голове, но легче от этого не стало.
— Ты не тот, за которого я тебя принимала! Я думала, ты лучше, — безжалостно бросила она.
Уилл поежился, не зная, что ответить, но когда шагнул вперед, она попятилась.
— Уходи. Ты все равно собирался уезжать, и мы больше никогда не увидимся! Лету рано или поздно настает конец! Мы можем разговаривать, смеяться, воображать все, что угодно, но ничего уже не изменить, так что давай закончим здесь и сейчас. У меня без того слишком много бед, и я просто не могу быть с человеком, которому не доверяю.
В глазах блестели и переливались непролитые слезы.
— Я больше не верю тебе. Уходи.
Уилл не мог пошевелиться. Не мог говорить.
— Проваливай! — закричала она и побежала к дому.
Той ночью, последней ночью в Райтсвилл-Бич, Уилл сидел в кабинете и пытался осознать случившееся. Он поднял глаза, только когда вошел отец.
— Как ты? Что-то за ужином ты был слишком притихшим, — заметил Том.
— Все в норме, — отозвался Уилл.
Отец подошел к дивану и сел.
— Нервничаешь из-за завтрашнего отъезда?
Уилл покачал головой.
— Вещи собрал?
Уилл так же молча кивнул, чувствуя пристальный взгляд отца. Тот подался к нему.
— Что с тобой? Ты же знаешь, мне можно сказать все.
Уилл вдруг понял, что нервничает.
— Па, если бы я попросил сделать что-то очень важное для меня, что-то очень важное, ты бы сделал это? Ни о чем не спрашивая?
Том откинулся на спинку дивана, и в наступившей тишине Уилл понял, каким будет ответ.
— Вы действительно закончили витраж? — спросил отец Джону. Ронни сидела тут же. Отец по-прежнему выглядел усталым, но щеки чуть порозовели, и двигался он с большей легкостью.
— Это потрясающе, па! — воскликнул Джона. — Скорее бы ты его увидел!
— Но там оставалось еще много работы.
— Мне Ронни и Уилл помогли, — признался Джона.
— Правда?
— Пришлось их обучить. Они ничего не знали. Но не волнуйся, я был терпелив, даже если они делали ошибки.
— Приятно слышать, — улыбнулся па.
— Да. Я очень хороший учитель.
— О, в этом я уверен.
Джона сморщил нос:
— Как-то странно здесь пахнет, правда?
— Немного странно.
— Я тоже так думаю, — кивнул Джона и показал на телевизор. — Ты кино смотришь?
— Редко, — покачал головой отец.
— А это что такое?
— Капельница. В пакете лекарство.
— И тебе от него станет лучше?
— Мне уже лучше.
— Значит, скоро ты будешь дома?
— Довольно скоро.
— Сегодня? — не унимался Джона.
— Может быть, завтра. Но знаешь, чего бы я выпил?
— Что?
— Газировки. Помнишь, где кафетерий? По коридору и за углом.
— Я знаю, где это. Я уже не маленький. Что тебе принести?
— Спрайт или севен-ап.
— Только у меня денег нет.
Отец поглядел на Ронни. Она понимающе кивнула и сунула руку в задний карман джинсов.
— У меня есть.
Ронни вытащила деньги, отдала брату, и как только за ним закрылась дверь, отец обратился к ней.
— Сегодня утром звонил адвокат. Заседание суда перенесли на конец октября.
Ронни уставилась в окно.
— Мне сейчас не до этого.
— Прости, — тихо сказал отец и, помолчав, спросил: — Как держится Джона?
Ронни слегка пожала плечами.
— Растерян, напуган, не знает, что делать. Не знает, как быть.
«Совсем как я», — подумала она.
Отец знаком велел ей подойти. Она села на освободившийся стул Джоны. Отец дотянулся до ее руки и сжал.
— Жаль, что я свалился и пришлось ложиться в больницу. Яне хотел, чтобы ты меня видела таким.
— Никогда не смей извиняться за это! — запротестовала Ронни.
— Но...
— И никаких «но», договорились? Мне нужно было знать. Я рада, что знаю.
Отец, похоже, согласился с этим, но тут же удивил ее, спросив:
— Хочешь поговорить о том, что случилось между тобой и Уиллом?
— Почему ты вдруг заговорил об этом?
— Потому что знаю тебя, чувствую, когда что-то у тебя на уме, и вижу, насколько он тебе небезразличен.
Ронни выпрямилась. Ей не хотелось лгать отцу.
— Он поехал домой собирать вещи.
Отец покачал головой.
— Я никогда не говорил тебе, что мой отец блестяще играл в покер?
— Говорил. А что? Хочешь сыграть в покер?
— Нет. Просто вижу, что Уилл не так просто ушел собирать вещи. Но если не хочешь говорить об этом, не надо.
Ронни поколебалась. Она знала, что он поймет, но сама не была готова к разговору.
— Как я уже сказала, он уезжает, — пробормотала она.
Отец кивнул и немедленно сменил тему.
— Выглядишь усталой, — заметил он. — Тебе бы нужно поехать домой и поспать.
— Обязательно. Но пока посижу тут.
— Хорошо, — согласился отец.
