Кейт запнулась на последнем слове, поморщилась и усилием воли заставила себя не расплакаться вновь.
— Ох, я совсем не то имела в виду, — прошептала она, хватаясь за спинку кровати. — Ты слышишь меня, Джон Райан? Дай мне знать, что ты здесь, со мной. — Она взяла его за руку. — Сожми мою руку, милый. Я знаю, что ты можешь. Да скажи же хоть что-нибудь! Я совсем не сержусь на тебя за то, что ты напугал меня до безумия. По крайней мере, сейчас не сержусь.
— Миссис Райан?
Кейт даже не слышала, как открылась дверь. Оглянувшись, она увидела мужчину, стоявшего в дверях.
— Я — доктор Карл Шмидт, лечащий врач вашего мужа.
Кейт понимала, что вежливость требует отпустить руку Джонни, подойти к доктору и поздороваться. Она всю жизнь поступала правильно, была безупречно вежливой, но сейчас не могла даже пошевелиться, не находила в себе сил сделать вид, что с ней все в порядке.
— Да? — Все, что она смогла из себя выдавить.
— Как вы, несомненно, уже знаете, он получил тяжелую травму головы. Сейчас ваш муж находится под действием сильных седативных препаратов, и мы не можем провести комплексное исследование функции его мозга. В Багдаде ему была оказана высококвалифицированная медицинская помощь. Наши коллеги удалили часть черепа…
— Что они сделали?
— Удалили часть черепа, чтобы дать место мозгу, который увеличился в размерах из-за отека. Не волнуйтесь. Это рутинная операция при такого рода травмах.
Кейт хотелось сказать, что рутинная операция — это когда удаляют аппендицит. Но она не осмелилась.
— Почему у него на глазах повязка?
— Мы пока не знаем, сможет ли…
Дверь за спиной доктора распахнулась, громко стукнув о стену. Талли ворвалась в комнату — это нельзя было назвать по-другому — и, взглянув на кровать, застыла неподвижно. Она тяжело дышала, но лицо ее было оживленным.
— Извини, что я так долго, Кейти. Никто в этом чертовом госпитале не мог сказать мне, где тебя искать.
— Сожалею, — сухо сказал доктор, — но здесь разрешено находиться только членам семьи больного.
— Она и есть член семьи, — сказала Кейт, протягивая Талли руку.
Талли отмахнулась от протянутой руки и заключила подругу в объятия. Так они плакали вместе несколько минут, пока Кейт наконец не отстранилась, вытирая глаза.
— Мы пока не знаем, грозит ли вашему мужу слепота, — сказал доктор. — Есть вещи, которые станут ясны, только если он очнется.
— Когда он очнется, — поправила врача Талли, но голос ее звучал неуверенно.
— Следующие сорок восемь часов будут решающими, — продолжал доктор Шмидт, словно не заметив реплики Талли.
Сорок восемь часов. Это было равносильно вечности.
— Продолжайте разговаривать с ним. Это не повредит ни в каком случае.
Кейт кивнула и отступила на шаг в сторону, давая доктору возможность подойти и осмотреть Джонни. Он сделал какие-то пометки в его медицинской карте, затем покинул палату.
Как только он ушел, Талли взяла Кейт за плечи и легонько встряхнула.
— Мы не будем думать ни о чем плохом, — заявила она. — Герр доктор просто не знает Джонни Райана. А мы знаем! Он обещал вернуться домой к тебе и к Маре, а он — мужчина, который держит слово.
Само присутствие Талли помогало Кейти держаться. Силы, так быстро оставившие ее, теперь вернулись.
— Лучше тебе послушать ее, Джонни. Ты ведь знаешь, какой она становится, когда что-нибудь делают не по ее.
Следующие шесть часов они провели у постели Джонни. Кейт говорила с мужем, а когда она уставала или начинала плакать, ее сменяла Талли и продолжала разговаривать с Джонни.
Где-то в середине ночи — Кейт уже потеряла счет времени — они спустились в пустой буфет, купили еды в автоматах и уселись за столик у окна.
— Что будешь делать с прессой? — поинтересовалась у подруги Талли.
Кейт подняла глаза.
— Что ты имеешь в виду?
Талли пожала плечами и отпила из пластикового стаканчика кофе.
— Ты ведь видела репортеров у входа. Здоровье Джонни сегодня сенсация, Кейти.
— Медсестра сказала, что они пытались фотографировать Джонни, когда его везли на каталке. Один репортер даже пытался подкупить дежурного по этажу, чтобы тот сфотографировал Джонни в бинтах. Эти журналисты настоящие чудовища! Не обижайся, к тебе это не относится.
— Я и не обижаюсь. Мы ведь не все такие, Кейти.
— Джонни не хотел бы, чтобы они знали.
— Смеешься? Он же сам журналист. И он, разумеется, был бы за то, чтобы его коллегам — или хотя бы одной из них — дали сделать о нем репортаж.
— Ты думаешь, Джонни хотел бы, чтобы весь мир узнал, что он может остаться слепым и с поврежденным мозгом? Как он сможет работать снова? Никак. Эта история не увидит свет, пока я не узнаю подробностей о его состоянии.
— Врачи говорят, что у него, возможно, поврежден мозг.
— Они удалили ему часть черепа. Как тебе это? — Кейти нервно поежилась. — И совсем ни к чему, чтобы за моим измученным мужем наблюдал весь мир.
— Это новости, Кейти, — сказала Талли. — Если ты дашь мне эксклюзивное интервью, я смогу тебя защитить.
— Если бы не эти чертовы новости, Джонни не лежал бы сейчас неподвижно на больничной койке.
— Я не единственная, кто верит, что наша работа важна.
Это было прямым напоминанием о том, что у Джонни и Талли было много общего, о том, из чего всегда была исключена Кейт. Ей хотелось ответить Талли какой-нибудь остроумной колкостью или шуткой, но сил у нее не было даже на это. Она не спала как следует уже несколько недель, и нервы ее были напряжены до предела.
Талли накрыла ладонью руку Кейт.
— Позволь мне общаться вместо тебя со средствами массовой информации. Только мне, а тебе вообще не надо об этом думать.
Кейт улыбнулась, пожалуй, впервые за последние двадцать четыре часа.
— Что бы я делала без тебя, Талли?
— Ты шутишь? Я три дня жду твоего звонка. И когда ты удосужилась наконец позвонить, ты говоришь, что тебе требуется еще время?
Талли крепко прижималась к таксофону, стараясь хоть как-то сузить свое личное пространство в этом переполненном народом месте.
— Семья пока не готова опубликовать информацию, Маури. И врачи уважают их желание. Думаю, ты понимаешь, о чем речь.
— Понимаю? Да кого, к чертовой матери, волнует, что я там понимаю? Это мир теленовостей, Талли, а не клуб сплетниц из студенческого общежития. По Си-эн-эн передали, что у него травма головы…
— Это не подтверждено официально.
— Черт побери, Талли, ты ставишь меня в жуткое положение. Начальство в бешенстве. Сегодня утром обсуждалось, не снять ли тебя вообще с этого задания. Дик хочет послать…
