Хотя ее крайне тревожил этот его безответственный шаг, предпринятый под влиянием эмоций, ее огорчение по этому поводу отошло на второй план по сравнению с тем ужасом, которое она испытала от ссоры. Эта последняя ссора была гораздо серьезнее, чем все их предыдущие столкновения из-за Эдвины. Она ударила по очень важному, основополагающему элементу каждого брака – доверию. Пола начала сомневаться в Джиме – в том, каковы его истинные чувства по отношению к ее бабушке, насколько он предан ей. У нее буквально голова пухла от вопросов. Может быть, он затаил злобу на Эмму Харт, потому что она теперь владеет всем, что раньше принадлежало семье Фарли? Возможно, он сам не сознает этого, и это чувство таится в глубинах подсознания? Ее неприятно кольнула мысль, что это отнюдь не исключено. В конце концов, это ведь он заговорил о прошлом – не она. И если прошлое не имеет значения, как он утверждает, зачем он тогда вообще начал этот разговор?
Может быть, все-таки его слова были подсказаны обидой и горечью? Она содрогнулась от этой мысли. Это – самые опасные чувства в мире – они, как рак, подтачивают человека изнутри, они разрушительны по природе своей и окрашивают все поступки человека. Но нет, когда она прямо спросила Джима, есть ли у него обида на бабушку, он, совершенно очевидно, был поражен тем, что она могла такое заподозрить, и ответил без промедления, прямо и бесхитростно. Он говорил то, что думает – это она увидела сразу. Ей всегда было относительно легко понимать мысли и чувства Джима, ибо он никогда не пытается скрыть их.
Пола прислонилась к перилам и закрыла глаза, ее мозг работал в полную силу, быстро и четко: анализировал, сопоставлял и оценивал.
Она всегда считала, что хорошо знает Джима, но действительно ли это так? Возможно, с ее стороны было очень самонадеянно думать, что она так хорошо понимает его внутренний мир и его сокровенные чувства. В конце концов, если разобраться, – насколько хорошо может вообще один человек знать другого? В жизни бывали случаи, когда ей было трудно и даже невозможно понять самых близких людей – тех, с кем она вместе выросла. А если она часто не понимает даже членов своей семьи и старых друзей, разве может она хорошо понимать человека, которого знает всего два коротких года – человека, который относительно недавно вошел в ее жизнь, хотя он и ее муж? Она уже давно поняла, что люди далеко не всегда таковы, какими кажутся… Большинство людей гораздо сложнее. Иногда они сами не понимают, почему поступают именно так, а не иначе. Насколько хорошо, по большому счету, знает себя Джеймс Артур Фарли? И – вдруг пришло ей в голову – насколько хорошо он знает ее? Эти мучительные вопросы повисали в воздухе, и она, вздохнув, в конце концов решила отказаться от попытки разобраться во всем сразу, понимая, что у нее сейчас нет ответов на все эти вопросы. Она открыла глаза и посмотрела на свои руки, так спокойно лежащие на коленях. Напряжение ушло, и теперь, когда гнев исчез почти бесследно, она могла думать хладнокровно и беспристрастно. Она признает, что набросилась на Джима. Конечно, он сам спровоцировал ее на это, но, несомненно, не имел такого намерения. Они оба виноваты, и если у него есть недостатки, точно так же они есть и у нее. Они люди, и потому несовершенны. Когда он, защищаясь, отвечал на ее яростные обвинения, она услышала в его словах искренность и признала в чем-то их справедливость, она видела любовь на лице мужа. Ей вдруг показалось невероятным, что у Джима есть какие-то недобрые чувства по отношению к ее бабушке. Больше того, она просто обязана верить своему мужу, когда он говорит, что их нет. Да, она должна доверять ему, должна принять на веру его слова – у нее нет оснований думать иначе. Если она не сможет это сделать, их отношения окажутся под угрозой. Кроме того, он привел один очень убедительный аргумент, который она не должна упускать из виду. Он сказал, что вряд ли сейчас ушел бы с поста директора-распорядителя компании, если бы чувствовал обиду и считал, что «Йоркшир морнинг газет» по праву принадлежит ему. Вместо этого он постарался бы сосредоточить в своих руках максимум власти. Она не может отрицать, что это звучит разумно. Если кто-то, побуждаемый обидой, хочет отомстить, одержать верх, вряд ли он оставит поле боя. Он скорее будет задумывать, как нанести врагу coup de grace.[9]
Мысли о его отставке снова стали настойчиво заявлять о себе, но Пола решительно отогнала их. Она мудро решила, что лучше пока отложить этот болезненный вопрос. Сейчас не время снова начинать с ним разговор об этом. С минуты на минуту должны приехать гости. И одна из гостей – Эдвина. А уж ей Пола ни за что не согласилась бы показать, что у нее не все в порядке.
* * *
Джим стоял у окна, откуда ему было видно Полу, сидящую на ступеньках летнего домика. Его взор был прикован к ней, и ему очень хотелось, чтобы она поскорее вернулась в дом. Совершенно необходимо окончательно помириться.
Он не хотел обидеть ее, когда упомянул об этой старинной и всем известной истории о том, как Эмма Харт разорила семью Фарли. Но он проявил бестактность – это бесполезно отрицать, – и он, конечно, показал себя полным дураком, не подумав, что реакция Полы будет очень бурной. Джим устало вздохнул. На его взгляд, она прореагировала неоправданно резко – в конце концов, факты есть факты, и от них никуда не денешься. Но он ведь знает, что от его жены нельзя ожидать разумного поведения, когда речь идет о ее бабушке – она ее просто боготворит. Если только кто-нибудь осмелится хотя бы намекнуть, что Эмма в чем-то несовершенна, она грудью встает на защиту. Он-то сам никогда ничего такого про Эмму Харт не говорил. У него не было причин критиковать или осуждать ее. Как раз наоборот.
Ему вспомнилось, как Пола сказала ему о том, что Джеральд Фарли пытался когда-то изнасиловать Эмму, воспользовавшись ее молодостью и беспомощностью. Несомненно, что это так и было, и сама мысль об этом была настолько отвратительна ему, что он непроизвольно вздрогнул. В тех редких случаях, когда в его разговорах с дедом всплывало имя Джеральда, он замечал выражение безграничной брезгливости и презрения на лице деда. Теперь он понимал почему. Джим задумчиво покачал головой, думая о том, как сложно переплелись жизни семьи Фарли и семьи Харт в начале столетия. Но тем не менее на него вряд ли можно возлагать вину и ответственность за поступки его предков. Он не знал никого из них, кроме своего деда, поэтому они в лучшем случае были для него неясными тенями из прошлого. Да и вообще, единственное, что имеет значение, – это настоящее, только его и надо принимать в расчет.
Эта мысль заставила его снова посмотреть в окно. Он немного отодвинул штору. Пола по-прежнему сидела на ступеньках старого летнего домика, глубоко задумавшись и не двигаясь. Как только она вернется в спальню, чтобы переодеться, он усадит ее, поговорит с ней, сделает все, что в его силах, чтобы помириться с ней, – снова попросит прощения, если нужно. Он начинал страшиться этих ссор, участившихся в последнее время.
