в такую ситуацию. Я знала, что у Трины был кокаин, и я должна была уйти. Потому что, давай будем честны, пару лет назад не было бы ничего необычного в том, что сумочка была бы моей.
— Прежде всего, — говорит он. — Я не злюсь.
Он смотрит на дорогу, пока его челюсть работает, как будто он пытается успокоить его мысли.
— Конечно, ты совершила несколько ошибок. Однако пара лет — это долгий срок, и ты уже не та девушка. — Его голос смягчается. — Я бы пошел туда, что бы ты мне ни говорила. Ты моя дочь, Женевьева. — Папа смотрит на меня. — Но давай внесем ясность. Я не сомневался, что ты говоришь правду. Не думай, что я не заметил изменений в тебе. Они имеют значение.
Эмоции застревают у меня в горле. Внезапно мне приходит в голову, что я потратила так много времени, пытаясь убедить себя, что я была настоящей, что пропустила момент, когда другие люди начали в это верить. Мой отец. Мои друзья. Эван. Я говорю сквозь ком, угрожающий задушить меня.
— Я не хотела, чтобы ты думал, что это я притворяюсь или отступаю. Что из-за мамы или чего-то еще… — Мысль умирает у меня на языке. Он не признает упоминание о ней, о чем я сразу же сожалею. — Но это совсем не так. Я так стараюсь стать лучше, относиться к себе более серьезно и заставлять других делать то же самое. Я бы никогда не поставила это под угрозу, особенно теперь, когда у меня скоро начинается новая работа.
Папа медленно кивает.
— Правильно. Я не знаю, говорил ли я это, когда ты рассказывала мне об отеле, но… Я горжусь тобой, малыш. Это может закончиться для тебя большой карьерой.
— Таков наш план. — Я слабо улыбаюсь ему. — И нет, ты ничего не говорил о гордости. Если я правильно помню, ты сказал «поздравляю», а затем что-то проворчал о том, что Шейн будет ужасным офис-менеджером.
Он смущенно хихикает.
— Я не люблю перемен.
— Кто любит? — Я пожимаю плечами и добавляю: — Не волнуйся, мы не позволим Шейну напортачить с этим офисом. Я уже обещала, что помогу провести собеседование с кандидатами. Мы найдем офис-менеджера еще лучше, чем я.
— Сомневаюсь, — хрипло говорит папа, и будь я проклята, если это не заставляет мое сердце расширятся от гордости. Мое горло тоже немного сжимается.
— Эй, по крайней мере, у моей замены не будет судимости, — говорю я поднимая настроение.
— В любом случае, что за дела с Расти? — спрашивает мой отец, оглядываясь слишком подозрительно. — Он по какой-то причине высказал это тебе?
Вздохнув, я говорю ему правду. Во всяком случае, большую часть; есть еще некоторые вещи, которые я не буду повторять перед моим отцом. Но он уловил суть. Как Рэндалл пристал ко мне в баре. Как гнев и слишком много выпитого привели меня в его гостиную, чтобы травмировать его семью. Угрозы и стычки с тех пор.
— Он обвиняет меня в разрушении его семьи, — признаю я.
— Этот человек сделал это сам с собой. — Черты лица отца холодны и неумолимы. Рэндалл не захочет столкнуться с ним в темном переулке в ближайшее время.
Некоторое время мы едем в тишине. Я не прерываю то, что кажется его попыткой обработать всю информацию, которую я только что ему дала. В этот момент я понимаю, что нам предстоит долгий путь домой. Мои ладони становятся влажными. Я думаю, это тот разговор, который мы откладывали с тех пор, как я вернулась домой.
— Ты больше всего похожа на свою мать, — внезапно говорит он. Его глаза прямо на дороге. — Я знаю, что вы двое не ладили. Но я клянусь, что ты точная копия ее, когда она была моложе. Тогда она была дикаркой.
Я откидываюсь на спинку сиденья, глядя в окно на маленькие проплывающие мимо дома. На ум приходят мерцающие, размытые образы моей матери. С каждым днем они становятся все более размытыми, детали исчезают.
— Наличие семьи изменило ее. Я думаю, что я изменил ее первой, если честно. Знаешь, в последнее время я часто задавался вопросом, не сломил ли я ее дух-желание иметь большую семью.
Мой взгляд устремляется к нему.
— Я не понимаю.
— Она была такой энергичной, живой женщиной, когда я встретил ее. И немного мало-помалу она потускнела. Я даже не знаю, как много она заметила, пока свет почти не исчез.
— Я всегда думала, что это были мы. — Мой голос слегка дрожит. — Я предположила, что мы ей не нравились, что, возможно, мы оказались не такими, как она надеялась.
Папа делает глубокий вдох, который он выдыхает в порыве.
— Твоя мама перенесла тяжелый приступ послеродовой депрессии после Келлана. Потом мы узнали, что она беременна Шейном, и это, казалось, немного помогло. На какое-то время. По правде говоря, я не знаю, хотела ли она так много детей, потому что хотел я, или она надеялась, что следующий ребенок поможет ей избавиться от этого. Придет следующий и вылечит ее. — Он смотрит на меня, полный раскаяния и печали. — Когда у нее родился Крейг, что-то изменилось. Депрессия не наступила. Какие бы гормоны или химические вещества ни должны были действовать, чтобы помочь женщине сблизиться с младенцем — что ж, это наконец произошло. И это только усилило ее чувство вины. Она так чертовски старалась сблизиться со всеми вами и постоянно боролась с депрессией, мрачными мыслями, а потом с Крейгом вдруг стало легко, и… — Он прерывисто выдыхает, взгляд все еще прикован к дороге впереди.
К тому времени, как он снова заговаривает, я задерживаю дыхание. На булавках и иголках.
— Господи, Жен, ты не представляешь, как сильно это разрывало ее на части, имея такие легкие отношения с ним, когда ее отношения с остальными были такими трудными. Ее самым большим страхом было быть плохой матерью, и это калечило ее. Она не могла избавиться от мысли, что обманывает вас, дети. Я не знаю всего, что творилось в голове Лори, но ты должна понимать, что это была не ее вина. Что бы это ни было, ты знаешь. Химические вещества в ее мозгу или
