– Ладно, – улыбнулась Этери. – Прости, я тебе поесть не даю. Но ведь история на этом не заканчивается? Что было дальше?
– Грузинский след на этом обрывается, – улыбнулся он в ответ. – Я даже не знаю, что сталось с моим прапрадедом Шервашидзе и остальной семьей. Они остались в России. Ты не думай, у них у всех рождалось не по одной дочери, у меня полно троюродных и четвероюродных дедушек и бабушек, только я не всех знаю. А как ты связана с родом Шервашидзе?
– Тоже по материнской линии. Многие члены семьи бежали в 1921 году из Грузии в Константинополь, а оттуда – в Париж. Моя двоюродная прабабушка Мэри Шервашидзе была знаменитой красавицей, работала манекенщицей у Коко Шанель.
– А Элиава?
– Потом. Расскажи лучше о своей бабушке.
– Хорошо. Хочешь десерт?
Этери кивнула, и Айвен подозвал официанта. Они заказали кофе и тирамису.
– Тут очень важны даты, – возобновил он рассказ. – Моя юная бабушка влюбилась в морского офицера. Он представлял боковую ветвь захудалого дворянского рода и был беден, как церковная мышь. Кроме военно-морской формы ему буквально нечего было надеть. Бабушка познакомилась с ним на балу в Уэймуте, куда пристал его линкор «Рамиллис». Ей было семнадцать.
Они полюбили друг друга и хотели пожениться, но ее мать воспротивилась. У него нет ни гроша за душой! Она не только отказала, она написала Первому Лорду Адмиралтейства, что его офицер соблазнил ее несовершеннолетнюю дочь, и потребовала, чтобы его разжаловали. Его не разжаловали, но перевели из Англии на Мальту. Бабушка решила ждать. Я, конечно, пристрастен, но бабушка и в молодости, и в старости была красавицей. К ней многие сватались, она всем отказывала. Как только ей исполнился двадцать один год, она объявила, что выходит за того самого офицера. По закону мать уже не могла ей помешать, это возраст совершеннолетия.
Айвен замолчал. Официант принес им кофе и десерт.
– Ну а дальше что? – торопила Этери, от волнения перейдя на русский. – А то умру. Прямо как кино! «Мост Ватерлоо» или что-то в этом роде.
– Дальше будет еще кинее. Можно так сказать?
– Можно, – отмахнулась Этери. – Ну рассказывай!
– Они поженились. Прабабушка вдруг перестала возражать. Наоборот, закатила пышную свадьбу. Дело в том, что жених, скромный офицер ВМС без гроша за душой, неожиданно получил герцогский титул.
– Перестань дергать меня за ногу, – сказала Этери, и Айвен уставился на нее в немом удивлении.
До него не сразу дошло, что она произнесла по-русски английскую идиому «stop pulling my leg», то есть «перестань меня разыгрывать».
– Я серьезно, – заговорил он наконец по-английски. – Здесь такое бывает. Умирает герцог, пережив всех своих ближайших родственников, и титул переходит по мужской линии к кому-то дальнему. Вчера ты был просто Ленноксом, а сегодня становишься герцогом Фарнсдейлом.
– Фарнсдейлом? А разве этот титул не прервался где-то в пятнадцатом веке?
– В пятнадцатом веке он только возник. Впервые пожалован некому Джону Ленноксу по кличке Дэйрбридж, прозванному так за штурм какого-то моста в каком-то забытом сражении Столетней войны. «Dare Bridge» примерно означает «Штурмуй Мост». Как знать, может, он Сомму штурмовал? Может, благодаря ему англичане выиграли битву при Азенкуре? – Айвен весело подмигнул, давая понять, что шутит. – Ленноксы – известный дворянский род, Ленноксов много, наша ветвь носит наименование Леннокс-Дэйрбридж. Род не пресекался, титул не отошел к короне.
– Я знаю только Энни Леннокс и Леннокса Льюиса[43], – призналась Этери.
– Леннокс Льюис – это мимо, а Энни Леннокс моя дальняя родственница.
Этери все не верила.
– Ты хочешь сказать, что ты герцог? Душой и кровью благородный герцог?
Айвен недоуменно сдвинул брови.
– Это из Шекспира, – подсказала Этери. – «Двенадцатая ночь». Я не знаю, как по-английски, только перевод читала.
– «A noble duke, in nature as in name», – продекламировал Айвен, порывшись в памяти. – По-русски красиво звучит. Лучше, чем в оригинале.
– Ты так и не сказал, ты герцог? Или твой отец? – спохватилась Этери.
– Мой отец умер два года назад. И теперь герцог – мой брат Перси.
Что-то насторожило Этери в его суховатом тоне. Она поняла, что на эту клавишу лучше не нажимать.
– Прости, мы отвлеклись. Доскажи про твою бабушку. Это ведь не конец истории?
– Не конец, – подтвердил Айвен. – Только давай уйдем отсюда. Ты больше ничего не хочешь?
– Нет, я сыта. Спасибо.
Он подозвал официанта и расплатился. Этери закуталась в палантин, и они вышли на стоянку.
– Ты где остановилась? – спросил Айвен.
– Остановилась? Я не в гостинице, у меня здесь есть pied-а-terre[44].
– Отлично, я тебя отвезу. Садись. Где это? – спросил он, когда они забрались в машину и гильотинные дверцы отрезали их от внешнего мира.
– Манчестер-сквер.
– Прекрасно, значит, мы соседи. Я живу на Мэрилебон-хай-стрит.
– Я там вчера гуляла.
– Но меня не встретила.
– Так доска же в ремонте! – напомнила Этери. – Откуда мне было знать?
Так, перебрасываясь шутками, они проехали по Парк-Лейн, свернули на Оксфорд-стрит, а затем и на Бейкер-стрит.
– Вот здесь останови, – попросила Этери. – Вот мой дом.
Айвен затормозил и ошеломленно уставился на нее. Потом перевел взгляд на стоящий в конюшенном ряду, как будто прячущийся между более высокими соседями кукольно-маленький белокаменный домик под сводчатой крышей, похожий на пирожное со сбитыми сливками, и снова повернулся к Этери.
– Так вот кто купил этот дом!
– Его купила я, а что?
– Ничего. – Айвен примирительно улыбнулся. – Я хотел его купить, но не успел. Рад, что это ты.
– Давай я угощу тебя кофе, – предложила Этери.
– Лучше чаю.
– Как скажешь. Я все-таки хочу дослушать историю твоей бабушки.
Этери отперла дверь, и они вошли. Айвен огляделся. Домик был так мал, что внутри состоял из одной комнаты со встроенной кухонькой. Этери превратила его в студию. Кухню с обеденным столом и двумя стульями отделяла от остального помещения спинка дивана, обозначавшая границу гостиной. Между диваном и стоящим под углом к нему креслом можно было попасть в кухню. А в противоположном от кухни торце помещения, видимо, располагалась отгороженная занавесями спальня.
Этери быстро и ловко накрыла на стол, выставила сладости, вскипятила воду, заварила чай…
– Прости, мне нужно закурить. Садись. Доскажи про бабушку. Ты говорил, там важны даты.
– Бабушка родилась в 1917-м, это я уже говорил. Двадцать один год ей исполнился в 1938-м. Она успела зачать и даже родить моего отца, но больше ничего не успела. Началась война. Ее любимый муж, новоиспеченный герцог Фарнсдейл, погиб в первом же бою. Она так и не простила матери, что та не дала ей выйти замуж в семнадцать. Высчитала, что смогла бы родить не меньше трех детей, если бы не мать.
