протягивает мне розы, и я вдыхаю их сладкий аромат. У роз есть шипы, но это не делает их
злом. Сент-Клэр смотрит на меня, в его синих глазах читается тоска. – Я хочу, чтобы ты меня
узнала и поняла. Пожалуйста?
Я мешкаю, моя решимость слабеет. Он больше не прячется, он наконец-то открыт.
– Я дам тебе еще один шанс. Один шанс, чтобы все объяснить. Но на этом все, Чарльз.
Иначе и быть не может.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 3
Глава 4
На следующий день ранним утром Сент-Клэр подъезжает под окна моей квартирки в
своем спортивном автомобиле.
– После вас, миледи, – произносит он, открывая для меня дверцу и стараясь поднять
настроение, но мне едва ли удается выдавить из себя улыбку из-за тягостных мыслей.
Мы едем через Лондон, кажется, на север, хотя я по-прежнему не ориентируюсь в
улицах. Будучи в стране от силы недели две, у меня такое чувство, что на все просто не хватает
времени.
Бросаю взгляд на Сент-Клэра за рулем. Кажется, он нервничает, и от этой мысли мне
становится приятно: для него это значимо, так, может, и я тоже ему важна.
Когда городские пейзажи сменяются на более пригородные улицы с ветвистыми
деревьями, склоняющимися над узкими улочками, Сент-Клэр сворачивает в тупик,
обрамленный тенистыми дубами и множеством розовых кустов.
– Приехали. – Он въезжает на подъездную дорожку милого каменного коттеджа,
практически утопающего в цветущем саду из пышных кустов, дикой мяты и буйной
растительности. Замечаю, как сдвигаются занавески на фасадном окне.
– Где это мы? – задаю вопрос, вылезая из машины.
– В Хэмпстеде.
– Ты же знаешь, что я имею в виду. – Бросаю на него взгляд.
– Ты хочешь узнать больше о том… чем я занимаюсь. Вот я и решил, что покажу тебе. –
Он одаривает меня нерешительной улыбкой.
Я перевожу взгляд на коттедж, а затем снова на Сент-Клэра. Это ничего не объясняет.
Мы поднимаемся по извилистой каменной дорожке, ступая по множеству упавших
лепестков, будто по красочному природному конфетти, и я задаюсь вопросом «кто здесь
живет, кто может вынудить меня изменить о нем мнение».
Сент-Клэр стучится, и перед ним тут же распахивается деревянная дверь, являя
пожилую женщину. На вид ей где-то около восьмидесяти, она в толстом вязанном кардигане
и с копной седых волос.
– Чарли, – сияя, говорит она с явным европейским акцентом. – Ты как раз вовремя.
– Я никогда не заставляю леди ждать. – Сент-Клэр подносит ее руку к губам в вежливом
приветствии.
– Грета, это моя подруга, Грэйс. Я тебе о ней рассказывал.
– Ах, да. – Грета окидывает меня взглядом, и несмотря на возраст ее острый взгляд
ничего не упускает. Наконец, она слегка кивает, что, как я надеюсь, означает одобрение, и
отходит в сторону. – Пожалуйста, входите.
Грета ведет нас в свою гостиную – маленькое, но уютное помещение, плотно
заставленное антикварными диванами, истертыми коврами и старинными часами. Там, на
деревянном камине, наряду с множеством семейных фотографий в рамочках находится очень
знакомая картина.
Я останавливаюсь, потрясенная. Это та самая картина, которую Сент-Клэр украл из
музея в Сан-Франциско.
Грета смеется над моим выражением лица.
– Красивая, не правда ли? – говорит она. – Присаживайтесь, присаживайтесь. Я принесу
чай. – Она медленно выходит, оставляя нас одних.
Я подхожу ближе к каминной полке, чтобы получше ее рассмотреть. Этого не может
быть. Но довольно быстро понимаю, что это не репродукция, а оригинал, как я и думала,
находящийся за тысячи миль от того места, где его видели в последний раз.
– Ты ее взял, – тихо говорю я. Если у меня и оставались какие-то сомнения о кражах
Сент-Клэра, то теперь они исчезли. Он всю жизнь этим занимается. В этом его суть, и он
никогда не остановится.
Сент-Клэр кивает.
– Почему эту?
– Об этом пусть тебе расскажет Грета. – Он улыбается мне, но при этом беспокойно
постукивает пальцами по столу, все еще волнуясь и нервничая.
17
N.A.G. – Переводы книг
Я осознаю на какой риск он сейчас идет: я могла бы уже работать на Леннокса, а он
привел меня прямо к доказательству своих преступлений. Но его вера в меня обнадеживает и
убеждает, что сейчас он на самом деле говорит правду.
Грета возвращается с подносом чая, и Сент-Клэр тут же забирает его и ставит на
кофейный столик. Грета медленно опускается в старое кресло и отмахивается от руки Сент-
Клэра, который потянулся разливать чай.
Когда мы все устраиваемся с чашечками чая из китайского фарфора, Сент-Клэр кивает
Грете.
– Я сказал Грэйс, что ты объяснишь ей на счет картины, и почему вернул ее тебе.
– Ты уверен? – переспрашивает она, и Сент-Клэр кивает.
– Прошу. Мне бы хотелось, чтобы она знала.
– Боюсь, это не такая уж редкая история, – глубоко вздыхает Грета. – Я выросла в
Германии со своей семьей, а затем, что ж… затем пришла война. Когда я еще училась в школе,
меня отправили жить с дядей и тетей сюда, в Англию, но остальным членам семьи повезло
меньше. Их схватили, отправили в лагеря и в итоге убили. – Ее голос не дрожит, несмотря на
весь рассказываемый ею ужас. – Все наши вещи, каждый предмет, которым мы владели, были
разграблены. Все, что было ценное, нацисты забрали, чтобы украсить свои военные штабы и
дома высших генералов. Они бы не позволили, чтобы произведения искусства висели на
публике, но на собственные коллекции это не распространялось. – Она презрительно
фыркает, и я замечаю, как ее скрюченная рука на коленях сжимается в кулак. Я чувствую
злость от ее утраты, от таких сильно выстраданных потерь, и мне приходится сдерживать
себя, чтобы не потянуться и не взять Грету за руку.
– Когда стало уже очевидно, что они проигрывают войну, нацисты переправили из
страны самые ценные экземпляры в Швейцарские хранилища и в Южную Америку.
