Джим Боб с неистощимым терпением продолжал объяснять Лофтину:
— Карманники на масленицу собираются в Новом Орлеане сотнями. Работают в толпе, когда шарить по карманам легче некуда. Мы с этой проблемой сталкиваемся каждый год. Но в нынешнем году еще и эти гадские хиппи грозят демонстрацией. В знак протеста против того, что такие деньги транжирятся на парады, когда их можно пустить на более полезные вещи. — Джим Боб раздраженно крякнул. — И вдобавок ко всему нас ждет лежачая демонстрация.
— Лежачая демонстрация? — изумился Лофтин. — Это еще что за чертовщина?
— Есть тут у нас одна организация черномазых… чернокожих то есть, называет себя Лигой за что-то там такое… Мне донесли, что они хотят улечься перед платформами, чтобы они либо остановились, либо их переехали.
— Господи, да зачем?
Джим Боб пожал плечами:
— Сегодня в каждом крупном городе есть свои негритянские группы, которые выражают протест либо мирным путем, либо прибегая к насилию. Наши же собираются провести демонстрацию с целью, я цитирую, «привлечь внимание всего мира к их бесправному положению». Другими словами, они будут играть на телекамеры. — В голосе Джима Боба зазвучали резкие нотки. — Думается, не появись телевидения, у нас всех этих неприятностей с черномазыми и в помине не было бы.
— Но такая выходка может вообще сорвать весь парад к чертовой матери! — Лофтин нервно заерзал на стуле. — А что скажет мистер Фейн… Слушайте, а нельзя ли им помешать?
— Как? Ничего противозаконного они не совершили… пока. Вот когда они лягут перед платформами, Тогда у нас появится возможность их арестовать. Чего они и добиваются, — с горечью добавил Джим Боб.
— А до этого их никак нельзя арестовать? По крайней мере заводил? Это ведь должно их остановить, а?
— А за что мы их арестуем?
— Ну, сообразите что-нибудь. Придумайте какое-нибудь обвинение — любое, лишь бы придержать их до окончания парада. А потом отпустите, и все дела.
Уверен, мистер Фейн будет вам очень благодарен, а он, знаете ли, человек очень щедрый.
Джим Боб барабанил пальцами по столешнице, не сводя глаз с сидящего напротив собеседника. Лофтин, приближающийся к сорока и начинающий заметно полнеть, был среднего роста, с лоснящимся розовым лицом, отекшим от обильной выпивки и вкусной закуски, его пухлые ярко-красные губы были навсегда сложены в улыбку, которая никогда не касалась карих глаз, столь же выразительных, как пластмассовые пуговицы. Шевелюра у него была настолько темной и густой, что Джим Боб сразу же заподозрил шиньон.
Ловкий, изворотливый, скользкий какой-то, мошенник, в общем, судя по всему.
Хуже того, он был уроженцем севера США, то есть чертовым янки.
Джим Боб проговорил, тщательно выбирая слова:
— Не знаю, какой у вас опыт общения с полицией в других городах, мистер Лофтин, но у нас, в Новом Орлеане, так не делается. Во всяком случае, я лично так никогда не поступаю! Черномазых я недолюбливаю, считаю, что их всех нужно отправить назад в Африку. Но обвинений против них я не фабрикую. И более того, терпеть не могу, когда мне предлагают взятки! — Джим Боб шлепнул по столу ладонью, резкий звук напомнил пистолетный выстрел.
Щеки Лофтина побагровели.
— Да я совсем не это имел в виду!
— А мне показалось, что именно это, — возразил Джим Боб и через секунду перешел на примирительный тон:
— Арест тех заводил, каких мы сможем достать, нам ничего не даст. Главная фигура у них Эбон, а он неуловим, как призрак. Пока он на свободе, мы можем забить камеры его людьми, а демонстрация все равно состоится.
— Эбон? Это еще кто?
— Один черномазый. Родители нарекли его Линкольном Карвером, но сам он называет себя Эбоном.
Умен, крепкий орешек. Вот он и есть Лига. Он сколотил ее и правит там, как какой-нибудь генерал. А без него никакой Лиги бы и не было. Отслужил во Вьетнаме, набрался там всякой военной премудрости. — Джим Боб, видимо, и сам не подозревал, что в голосе его зазвучали уважительные, если не восхищенные нотки. — Эбон начал было учиться на адвоката. Но колледж бросил для того, чтобы организовать эту свою чертову Лигу. Хотя он и адвокатом стал бы отличным, будьте уверены. А вот футболистом он действительно был отменным — когда играл у себя в Беркли, в Калифорнии. Сейчас девяносто процентов черномазых Нового Орлеана убеждены, что каждый день до завтрака он беседует с Господом Богом.
— Вы говорите, так, словно восхищаетесь этим типом.
Джим Боб удивленно и даже немного испуганно откинулся на спинку стула.
— А что, может быть, в каком-то смысле и так. И хотя он у меня в печенках сидит, смутьян, сукин сын этакий, не уважать его нельзя.
— Но ведь такой тип наверняка должен так или иначе допускать нарушения закона.
— Не отрицаю, но он слишком умен, чтобы попасться. Лично я подозреваю, что он нарушает закон, мистер Лофтин, однако подозревать и доказать — две разные вещи. Да это и не важно. Я ведь уже говорил…
Мы не знаем, где он скрывается.
— Ну что ж, капитан. Сдается, мы с вами все обсудили. — Лофтин вздохнул. — У нас, похоже, будет куча проблем.
— На масленицу всегда так. Слишком много сюда стекается всякого люда. Но мы всегда как-то справляемся.
— Уверен, что вы будете на высоте, капитан. — Лофтин поднялся.
— Будем, — спокойно заверил его Джим Боб.
— Мы еще, конечно, увидимся до парада — Лофтин направился к двери и почти у порога обернулся. — Чуть не забыл… Сегодня у Фейна бал, можно без маскарадного костюма. Вам будут более чем рады, капитан.
«Ах ты, хрен чванливый, — подумал про себя Джим Боб, — излагает так, будто это он утраивает бал и снисходительно приглашает от себя лично…» А вслух произнес:
— Это вы меня приглашаете или Рексфорд Фейн?
Лофтин прикинулся необыкновенно удивленным и даже обиженным подобным предположением.
— Мистер Фейн, конечно. Думал, вы поняли…
— Может, и приду, мистер Лофтин.
Джим Боб сознавал, что получил приглашение не потому, что его жаждали видеть на одном из светских мероприятий Рексфорда Фейна; это была плохо замаскированная взятка полицейскому, которому выпала обязанность обеспечить гладкое прохождение парада Рекса.
Слово «взятка» упорно не шло из головы, хотя в приглашении на бал и нет ничего незаконного.
Джим Боб знал, что его жена, Мэй, была бы вне себя от счастья пойти на бал; приглашение к Фейну в Новом Орлеане расценивалось как верх общественного признания. Фейн был не только одним из самых богатых горожан, но и самым влиятельным. Свидетельством мог служить и тот факт, что он сумел добиться назначения полицейского, в данном случае Джима Боба Форбса, ответственным за обеспечение парада Рекса и, более того, устроить для него временный командный пункт на Кенел-стрит. Самого Джима Боба это не очень-то обрадовало, но он имел опыт работы в отделах по борьбе с наркотиками и проституцией, с карманными ворами, а однажды, еще простым патрульным, был даже включен на время парада в подразделение конной полиции. Так что он был идеальной кандидатурой на упомянутую временную должность.
