– Все-таки мы молодцы!
Робер ничего не ответил. Из соседней комнаты донесся лязг железа. Появился Серж, неся бутылку. Он закрыл за собой дверь закутка и пробурчал:
– Теперь все: я опять погасил свет, если папаша выйдет в сад, он нас не заметит.
– Думаешь, нас не будет слышно? – спросил Робер.
– Да нет, если только мы не будем орать во все горло. -Он поставил на край парового котла бутылку и стакан. -Открывалка при тебе, Кристоф?
– Спрашиваешь!
– И правда, у бакалейщика…
– Не трогай бакалейщиков, слышишь, ты! – Кристоф достал нож и откупорил бутылку. Затем поднес ее к глазам и стал разглядывать этикетку.
– Ну старина, ты нас балуешь; это же Медок сорок седьмого!
Серж состроил гримасу, так что его тонкое, усыпанное веснушками лицо вытянулось еще больше, и возразил:
– Подумаешь! Может, завтра вечером мы все будем в тюрьме; так гуляй, пока свободен!
– Брось такие шутки, – отозвался Кристоф, – давай лучше стакан.
Все трое по очереди выпили почти по полному стакану вина.
– Ну как? – поинтересовался Серж.
– Ничего не скажешь, молодцы твои предки, – отвечал Кристоф. – И много у вас такого вина?
– Целый шкаф, не считая того, что в нераспечатанных ящиках. Никуда не денешься, им приходится принимать гостей по два-три раза в неделю. И знаешь, что я тебе скажу, среди инженеров много любителей выпить, хоть по виду и не скажешь.
– Видишь, Робер, – подхватил Кристоф, – красная кислятина годится для простаков, вроде нас с тобой, а им подавай лучшие вина.
Серж достал из кармана сигареты. Он только рассмеялся в ответ на слова приятеля; Робер уставился на его вьющуюся белокурую шевелюру, из которой выбилась длинная прядь и спадала на лоб. Парень Стоял почти под самой лампой, и волосы его блестели, как золото.
Все трое курили молча, затем Кристоф снова завел разговор о винах. Серж знаком приказал ему замолчать, сощурился, внимательно прислушиваясь, и пояснил:
– Эта музыка всегда звучит, во время сводки новостей, значит, через четверть часа родители отправятся спать. Тогда нас и вовсе никто не потревожит.
– А ты не боишься, что они заглянут к тебе в комнату, перед тем как идти к себе? – спросил Кристоф. – Для такой сумасшедшей мамаши, как твоя, это вполне обычное дело.
– Раньше она каждый вечер так и делала. Но с тех пор, как я стал удирать по вечерам, я придумал славную штуку: я стал запираться, когда сажусь за уроки, чтобы сестренка мне не мешала. Так что если родители захотят меня увидеть, придется им лезть в окно, как и мне.
Все трое прыснули со смеху, выпили еще по стаканчику, и Робер спросил:
– Так что там у вас за сюрприз? Мне ведь к шести на работу, нужно хоть немного поспать.
– Погоди еще немного, сейчас мои старики улягутся, и нам никто не будет мешать.
Они допили бутылку, и Серж вышел, объяснив, что непременно хочет угостить их бургундским.
– Мы же будем в стельку пьяны, – заметил Робер. Кристоф пожал плечами:
– Чтобы меня как следует накачать, придется нанести по запасам папаши Дюпюи настоящий удар!
Они вновь принялись за вино, а когда смолкла музыка, Серж вышел. Спустя несколько минут он вернулся и сообщил, что родители улеглись спать. Тут он зачем-то увел Кристофа в первый подвал, а Робер остался в закутке.
Он ждал, уставившись на паровой котел, потом поднялся и подошел к тому месту, где трубы шли наверх. Он пощупал стыки, покрутил рукоятки, затем вернулся на прежнее место и открыл дверцу топки. А потом снова уселся на свой ящик, прислонившись спиной к цементной стене. Голова у него отяжелела, по телу разливалось приятное тепло. Робера одолела зевота.
Наконец дверь отворилась, и появился Кристоф, а вслед за ним и Серж. Робер оглядел их с головы до ног, потом, давясь от смеха, простонал:
– До чего же у вас дурацкий вид!
Поверх одежды они натянули мешки с прорезями для рук и головы, на лицах были маски, а на головах – береты, надвинутые по самые брови. Наряд довершали кожаные перчатки.
Услыхав слова Робера, приятели застыли на месте. Переглянулись. Затем, шагнув поближе к свету, Кристоф стянул вниз косынку, закрывавшую лицо, и сорвал с головы берет. Глаза его метали молнии. На его красных толстых щеках проступили белые пятна, постепенно наливавшиеся кровью. Он откинул рукой пышную черную шевелюру и жестко проговорил:
– Ты все веселишься! Может, мы и вправду смешно выглядим в этом наряде, но плевать! Пусть будет смешно! Главное, чтобы старуха не смогла нас описать.
Серж тоже снял косынку, берет, а потом и мешок и положил все на стул. Кивнув головой в сторону Робера, он процедил сквозь зубы:
– Чего ты от него ждал? Ты можешь встать на уши и подготовить все как следует, а этот сиволапый пень только и знает, что посмеивается, как недоделанный кретин.
Робер глазом не моргнул. Он по-прежнему сидел, прислонившись к стене, и улыбался, полуприкрыв глаза.
Серж собрал вещи, сложил, завернул в мешок и отнес в первый подвал. Когда он вернулся, Робер, не вставая с места, указал пальцем на паровой котел:
– Хорошая штука, только за ней плохо ухаживают. Летом такие котлы нужно чистить, да и смазать не мешает.
Он замолчал, и никто ему не возразил. Кристоф налил еще вина, пустил стакан по кругу, и они допили бутылку. Серж по-прежнему не произносил ни слова, лишь вскакивал то и дело, метался по закутку, снова садился, подбирал кусок антрацита и швырял его в стену, о которую тот разбивался, брызгая сверкающими обломками. Они сидели довольно долго; на сей раз молчание нарушил Кристоф.
– Нужно кое-что объяснить Роберу. Мы купим мотоцикл ему первому.
Повернувшись к Роберу, он пристально на него взглянул и прибавил:
– С твоим стариком точно не будет проблем? Робер покачал головой и попытался улыбнуться, однако его загорелое лицо лишь исказила гримаса.
– Нет, – отвечал он, – его волнует только одно: лишь бы я ничего не просил.
– А он не станет допытываться, откуда ты взял деньги?
– Если он спросит, я скажу, что откладывал понемногу каждый месяц. Как хочу, так и трачу свои деньги!
– Везет же вам обоим! – вздохнул Серж.
Робер только глянул на него. Он шевельнул губами, собираясь ответить, но передумал, снова откинулся к стене, опустил голову и уставился в пол. Затем вытянул ноги и положил их одну на другую, минуту он разглядывал свои стоптанные полуботинки, пожелтевшие от засохшей глины, затем перевел взгляд на изящные кожаные сандалии, красовавшиеся на ногах Сержа, на его светлые носки, промокшие от росы, на обшлага его серых брюк, к которым пристали колючки чертополоха и лист ежевики.
