Руку незаметно опускаю, завожу за спину.
— Вот видите, какая у вас богатая фантазия, мисс Плохая, — не особо сдерживая сарказм, произносит Асадов с насмешливым видом, и у меня появляется непреодолимое желание стукнуть его декоративной пепельницей, которая стоит на моем столе. — Не сомневаюсь в ваших талантах ни на секунду. Уверен, вы обязательно что-то придумаете. Времени у вас не так много, так что поторопитесь. Как вы там действуете вначале, проводите мозговой штурм? Составляете план действий?
Молчу, сохраняя достоинство. Вот сейчас взяла и выложила ему все секреты.
Ага.
Обойдешься, чертов конкурент.
Асадов наконец-то отходит от стола, и мне кажется, будто с шеи сняли удавку. Начинаю дышать свободно и глубоко, но он доходит до двери, останавливается и оборачивается.
— Почему она такая маленькая? — его хриплый голос звучит очень странно. Не будь я так рада, что он уходит, точно бы насторожилась.
— Кто? — на радостях туплю я.
— Ваша дочь. Они же близнецы, все три девочки?
— Да, близнецы. Марьяша младшая, она родилась последней. Мари с самого начала была меньше Маргоши и Милаши, — охотно делюсь с отцом моих дочерей, о них я могу говорить до бесконечности, — еще до рождения. На замерах УЗИ врачи каждый раз удивлялись. Называли Дюймовочкой. И потом, когда родилась, тоже…
Асадов слушает, не перебивая, пока я сама не замолкаю, шокированная потоком собственных откровений. Какая муха меня укусила?
И почему я решила, что это интересно Артему?
Но к моему изумлению ему действительно интересно.
— Марьяша, Маргоша и… — повторяет он с вопросительной интонацией.
— Милаша. Миланка. А так они Маргарита, Милана и Марианна.
— Плохие девочки… — даже в темноте улыбка Асадова выглядит ослепительной, и я отчаянно борюсь с собой, чтобы не вздохнуть.
— Скажите, вы случайно не знаете, почему Марианна сказала сестрам, что я прошел испытание? Что она имела в виду? — спрашивает он, и я теряю бдительность.
— Так вот что она сказала! А я разобрать не могла. Мне из-за колонны было плохо слышно, — объясняю и спохватываюсь.
Но поздно. Асадов уже переплетает руки и смотрит на меня сверху вниз.
— И что вы делали за колонной? Вы что, подглядывали?
Фальшиво фыркаю, но не знаю, купится на это Артем или нет.
— Зачем мне подглядывать? Моя фамилия Плохая, а не Бонд.
— Какой Бонд? — недоуменно поднимает брови Асадов.
— Джеймс. Джеймс Бонд, — с серьезным видом отвечаю я, и он со стоном хватается за голову.
— Как с вами тяжело разговаривать! Просто невозможно. У меня голова уже гудит будто это улей с дикими пчелами. Или набат. Так вы мне скажете, о каком испытании говорила Марьяша?
— Откуда мне знать?
— Это же ваша дочка!
— У меня их три!
— Везет вам.
— Что???
— Повезло вам, Хелен, — вполне серьезно говорит Артем. — Где-то я вам даже завидую.
— Тогда почему… — хриплю я в потрясении, — почему вы не хотите… Вы же как раз женились. Мужчины для того и женятся, чтобы у них были дети.
— Нет, — отвечает Асадов, — это не мой случай. И давайте закроем эту тему.
Он выходит из кабинета, а я падаю на стул совершенно без сил. Из меня будто механизм вынули, и теперь я как тряпичная кукла. Могу только сидеть на стуле, свесив руки, и ни о чем не думать.
Внутри меня ничего нет, одна пустота. Ни чувств, ни эмоций, ни мыслей.
Он мне позавидовал. Асадов мне позавидовал.
Где-то в глубине начинает просыпаться совесть, но я изо всех сил заталкиваю ее обратно в спячку.
Нужно срочно подумать о чем-то другом. О чем-нибудь приятном.
Например, что надо расстроить брачную ночь Артема Асадова, потому что он сам меня об этом попросил.
Сам! Попросил!
Новобрачный ищет любой способ, чтобы избежать ночи любви с новобрачной!
Шок-контент.
И хоть я не имею ни малейшего понятия, как это осуществить, мне от радости хочется хлопать в ладоши, смеяться и прыгать. Все то, что делают когда радуются наши с Артемом дети.
Выглядываю из кабинета и, убедившись, что Асадова нигде нет, осторожно выхожу в коридор.
Нужно отвести девочек домой. Скоро обеденный перерыв, а я стараюсь каждый день обедать дома, с дочками.
Я снимаю квартиру в том же квартале, где расположен отель «Три звезды». Недвижимость здесь слишком дорогая, и я не могу себе позволить собственное жилье.
Но благодаря опциону и акциям у меня есть стабильный ежемесячный доход, и аренда квартиры в двух шагах от моей работы мне вполне по карману.
С девочками мне очень помогла бабушка. После неудачной попытки сообщить Асадову о своей беременности я уехала на каникулы домой.
Пришлось, конечно, выдержать и слезы, и упреки. Бабушка обиделась, что я не призналась ей сразу, как узнала про девочек. И что про Артема сразу не рассказала.
— Не думала я, Аленка, что ты мне настолько не доверяешь! — выговаривала она. — С чужим человеком готова была поделиться, лишь бы не с родной бабкой! Ладно я старая и бестолковая, но он тоже не мальчик.
Так я поняла, что она ревнует меня к мистеру Ричу. Единственное, что ее с ним примирило, это опцион.
— Ну хоть какой-то толк с этого старого пенька, — ворчливо соглашалась бабушка.
И я до сих пор благодарна ей, что она и в мыслях не допускала, что я сделаю аборт.
Я перевезла бабушку с Марселем к себе. С документами помогла Мария, у нее остались какие-то связи. Она же помогла мне снять квартиру и нанять няню.
Но несмотря на помощь няни доучиться я смогла только благодаря бабушке. Я познакомила их с мистером Ричем, и бабушка отнеслась к нему довольно прохладно.
— Знаешь, в чем вы похожи, детка? — заявила она, когда мы остались одни. — У вас у обоих фамилии не соответствуют действительности. Ты по фамилии Плохая, а в жизни хорошая и добрая девочка. Он Рич, значит должен быть богатый*, а какой из него богач, если он беден как церковная мышь?
— И ладно, бабуль, — отвечала ей я, — главное, что человек он хороший.
С этим бабушка соглашалась, и как бы она ни ворчала, когда мистер Рич приходил к нам в гости, проявляла все свое гостеприимство.
Он как и прежде то появлялся, то исчезал на несколько месяцев. Вернувшись, останавливался в отеле. Приходил к нам, дарил всем подарки, и опять пропадал на долгое время.
Девочки его обожали, называли дедушкой Джорджем, а бабушка снова недовольно ворчала.
Мистер Рич был к ней очень внимателен, я бы даже подумала, что он на нее запал, если бы она не была такой неприступной. Он вел
