– Энни, дорогая! – воскликнула Луиза.
– Она говорит о вашем муже, – ответила Кэри. – Она хочет сообщить всем вам, что девятнадцать лет назад Майкл организовал убийство шестерых людей, включая собственного дядю Карлоса.
– Боже мой! – Майкл уставился на Энни, словно она действительно сошла с ума.
– Что ты мелешь, Кэри? – громко спросил Питер. Светло-карие глаза Луизы расширились от ужаса.
– Я никогда в жизни не слышала такой омерзительной лжи!
Майкл похлопал ее по руке.
– Не волнуйся, дорогая. Эта женщина явно не в своем уме.
– К сожалению, это не так, Луиза, – тихо проговорила Энни.
Лицо Джимми стало пепельно-серым.
– Энни, я не понимаю, что происходит. Что с тобой случилось?
– С Энни все в порядке, – вмешалась Кэри. – Хотя не могу сказать, что я этому рада. – Она взглянула на Энни. – Продолжайте, Энни. Останавливаться уже не имеет смысла.
– Действительно, не имеет, – сказала Энни.
Она сжато и ярко рассказала своей ошеломленной аудитории обо всем, что Майкл так боялся услышать. Теперь она уже была твердо в этом уверена.
– И никто бы ни о чем не узнал, – говорила она, приближаясь к концу истории, – если бы Оливия случайно не наткнулась на записку Карлоса Ариаса ее отцу. – Она посмотрела прямо в глаза Майклу, оцепеневшему от клокочущей в его душе ярости. – А сразу после того, как Джимми спросил вас, не знаете ли вы, что означает эта записка, в ее квартиру проникли грабители, и записка исчезла.
Майкл наконец пошевелился. Он встал и посмотрел на нее потемневшими от гнева глазами.
– Довольно, – сдавленным голосом произнес он. – Довольно, миссис Томас. – Его руки сжались в кулаки. – Я молча и терпеливо слушал весь этот вздор о нацистах, евреях и картинах. Я молчал, даже когда вы обвинили меня в том, что я убил своего дядю. Подумать только! Собственного дядю!
– Майкл… – Луиза тоже встала, протянула руку к мужу. – Майкл, прошу тебя, возьми себя в руки. Ты был прав – эта женщина сумасшедшая. Она, наверное, даже не может отвечать за свои слова.
– Она просто пьяна, – предположил Питер. Энни продолжала, словно не слыша их:
– А потом Оливия узнала обо всех остальных ограблениях и начала догадываться, что кто-то хочет удостовериться, не осталось ли других компрометирующих документов…
– Значит, я еще и вор? – насмешливо осведомился Майкл.
– Конечно, вы сделали это не собственными руками. – Энни почувствовала, что коленки у нее начинают слегка дрожать. – Точно так же, как вы не сами сбили Оливию машиной вчера в Брюсселе, не сами украли ее сумку с бумагами.
– Я так понимаю, что и сумка исчезла, – сказал Майкл. – Как некстати для вас.
– Действительно, некстати, – отвечала Энни, – но дело в том, что у моего отца в архиве хранились все копии. – Она немного помолчала. – Один комплект у меня с собой, Майкл. – Она достала пакет, привезенный из Нью-Йорка. – Вот они, доказательства. Неоспоримые доказательства. – Она снова сделала паузу. – В вашем доме полно картин, принадлежавших Имануилу Ротенбергу.
– Например, Гоген, – с мягкой улыбкой вставила Кэри, – который висит у вас в гостиной, Луиза.
Луиза тяжело опустилась в кресло. В библиотеке воцарилась мертвая тишина, только снаружи доносились звуки музыки.
– Это правда, – сказала Кэри. – Как это ни неприятно, судя по всему, это правда.
– Майкл, – пролепетала Луиза, – скажи им, что они ошибаются.
– Конечно, они ошибаются, – произнес Майкл лишенным выражения голосом.
– Нет, мы не ошибаемся, – возразила Кэри. – Правда, Майкл?
У Энни снова возникло странное ощущение, что она видит всех находящихся в комнате откуда-то издалека. Джимми, охваченного ужасом, силящегося осознать крах всего его мира. Действительно, что страшнее – то, что случилось с Оливией, или то, что произошло двадцать лет назад? Луизу, ее лицо, ее внезапно съежившуюся фигуру, Луизу, которая смотрела на мужа как на незнакомца. Питера с позеленевшим лицом, такого же ошеломленного услышанным, как все остальные, и явно жалеющего о том, что он недостаточно пьян.
Майкл все еще стоял. Энни снова заставила себя взглянуть на него, и она поняла, что его мозг бешено работает, планируя, вычисляя, прикидывая, что можно с ней сделать.
– Я думаю, вам ничего не удастся сделать, Майкл, – словно сожалея, проговорила она. – Так или иначе, правда все равно выйдет на свет.
– Если, конечно, вы не поубиваете всех, кто что-нибудь знает, – с мрачной иронией заметила Кэри.
– И это не помогло бы, – сказала Энни, прижимая к груди пакет. – Потому что это не единственный комплект копий. Я оставила распоряжение передать информацию другим людям, если со мной что-нибудь случится.
Наконец она села и вдруг поняла, что не может больше произнести ни слова. Она смотрела на пакет, лежавший у нее на коленях, и чувствовала, что губы дрожат все сильнее. Она не могла заставить себя смотреть ни на кого из сидящих в этой комнате, и больше всего она боялась увидеть лицо Джимми.
Майкл посмотрел на жену, но Луиза сидела устремив невидящий взгляд в пространство. Тогда он повернулся к Питеру, но Питер только затряс головой. Он бросил взгляд в сторону двери и увидел там Кэри, которая выглядела как страж и полностью сохраняла самообладание.
– Подумываете о том, как бы улизнуть? – осведомилась она.
Питер вдруг подозрительно прищурил глаза.
– А как, черт подери, ты впуталась в эту историю? – спросил он Кэри.
По губам его бывшей жены скользнула холодная, зловещая улыбка.
– Энни пришло в голову, что я соглашусь ей помочь, потому что захочу получить новое и очень действенное оружие против тебя.
– Господи. – Питер снова затряс головой. – О господи.
Луиза расплакалась, и Джимми автоматически протянул ей носовой платок. Дверь открылась.
– Надеюсь, мне позволят присоединиться к этому маленькому собранию? – весело проговорила Дейзи Ариас.
– Только в том случае, если у вас есть с собой бутылка чего-нибудь очень крепкого, – ответила ей Кэри.
Оливия сидела на кровати в ночной рубашке без рукавов, оцепенев от страха. Она понимала, что надо выбираться из спальни. Нельзя же просто сидеть здесь и ждать, подобно жертвенному ягненку, пока он придет за ней. Она должна попробовать пробраться либо в кабинет за батарейкой, либо в кухню за ножом, а лучше всего к входной двери.
Прошло уже полчаса с тех пор, как она услышала звон стекла, и в ней на мгновение проснулась надежда, что тот звук донесся откуда-то с улицы.
Но свет погас, и телефон молчал.
Она осторожно открыла дверь, замерла на пороге и прислушалась. Ничего. Было бы лучше, если бы она что-нибудь услышала. Тогда она по крайней мере знала бы, где этот сукин сын.
