Думать о том, что этот берег, возможно, найден, было страшно. Алёна оглядывалась вокруг, видела всю красоту, к которой тянулась душа, смотрела на замечательный дом, самый прекрасный, что могла себе представить, думала о мужчине, который всю эту сказку создал, и боялась, очень боялась прикипеть ко всему этому душой. Боялась, что наступит такой момент, когда её попросят уйти отсюда, а душу и сердце тогда придётся оставить здесь. И этого будет не исправить. Если такой момент наступит, наверное, тогда её жизнь и закончится. И Алёна всеми силами с собой боролась, но становилось всё труднее. Приходилось без конца напоминать себе, что Миша отлично знает, кто она и на что способна, и не может ждать от неё искренности и душевности. И поэтому не стоит, не стоит прикипать к нему и к его жизни душой и сердцем.
Нужно наслаждаться тем, что есть.
Вполне ожидаемо, Варвара Павловна Барчуку понравилась. Правда, он изначально был настроен скептически, приглядывался к женщине с подозрением, слушал её, хмурясь и вздыхая, но Алёна успела предупредить Варвару Павловну о неуживчивом характере потенциального работодателя, но тут же успокоила, что это довольно быстро пройдёт.
– Его просто нужно вкусно кормить, – сказала она Варваре Павловне, когда везла её в дом Барчука, знакомиться.
Женщина заметно нервничала, но после слов Алёны попыталась посмеяться.
– Алёночка, я же учила вас варить борщ.
Алёна с готовностью кивнула.
– Учили, я же не спорю. Но я, в плане готовки, ученица никудышная, я даже последовательность действий запомнить не могу. А вы сами говорите всегда, Варвара Павловна, что готовить нужно с душой. А у меня душа не лежит.
– Зоя Викторовна хорошо готовит, – осторожно заметила Варвара Павловна. – Я в последнее время к плите и не вставала, всё по хозяйству, по хозяйству.
Алёна возмущённо фыркнула.
– Прекратите называть её по отчеству. У неё ещё молоко на губах не обсохло, чтобы она к себе подобного отношения требовала. Негодяйка малолетняя.
Варвара Павловна, не скрываясь, вздохнула. Несмело продолжила:
– Конечно, это всё очень неприятно. Я не ожидала такого от Вадима Анатольевича.
Алёна секунду молчала, смиряя внутри взрыв возмущения от одного только воспоминания о своём унижении, но после пожала плечами.
– Я тоже не ожидала. Но что случилось, то случилось. – В следующий момент бодро улыбнулась: – Будем надеяться, что всё к лучшему. По крайней мере, для нас с вами.
– Этот мужчина, Михаил…
– Сергеевич, – подсказала Алёна, когда Варвара Павловна запнулась на отчестве Барчука.
– Да, Михаил Сергеевич, он хороший человек? Вам с ним хорошо?
Алёна неожиданно разулыбалась, сама не знала почему.
– Странно, что с господином Барчуком, вообще, кому-то может быть хорошо. Порой он становится упрямым и невыносимым, но в такие моменты просто не нужно обращать на его недовольство внимания, и делать всё так, как должно быть, то есть, правильно. Не надо его бояться, Варвара Павловна. К тому же, я уверена, что вам очень понравится дом, сама деревушка. Там, конечно, тихо, но зато очень красиво. Вы ведь не заскучаете?
Варвара Павловна улыбнулась.
– Не думаю.
– Вот и отлично.
Да и самой Алёне с Варварой Павловной стало веселее. Ушло ощущение, что они с Мишей вдвоём на краю света. Конечно, временами почувствовать себя наедине друг с другом, да с самой собой, весьма приятно, но когда ты часто остаёшься одна, когда любимый человек занят, то одиночество, даже кратковременное, может со временем превратиться в испытание. А что будет зимой? Когда вокруг снега, сугробы и птички не поют?
Значит, она уже раздумывает о том, что проведёт в этом доме, на излучине реки, в доме Барчука, зиму. Сколько раз просила себя не увлекаться? Тот факт, что последние две недели живёт здесь, по-настоящему живёт, не должен бессмысленно окрылять и заставлять фантазировать. Алёна же сама с собой уже договорилась.
Но так трудно было себя останавливать, особенно, когда Миша подходил к ней, вот как вчера вечером, когда Алёна сидела у воды и снова думала о своей жизни. Подходил и обнимал, крепко. И совсем неважно, что именно у него было в тот момент на уме и на сердце. Алёна знала, что её сердце после такого замирает, и начинает оттаивать. И она чувствует себя счастливой и нужной, пусть и на какие-то короткие мгновения. Хотелось вцепиться в него, чтобы чувствовать его руку всегда.
А в один из вечеров они столкнулись в ресторане с Вадимом и Зоей. Задержались на работе, ехать за город, чтобы поужинать дома, показалось невероятно долгим, и отправились в ресторан, в один из итальянских ресторанчиков в центре города. Миша говорил о пасте и хорошем стейке, и было понятно, что до стряпни Варвары Павловны, что бы она сегодня для них не готовила, желая побаловать, он не дотерпит. Голодный Михаил Барчук часто вздыхал, ворчал, но при этом не был злым или раздражённым. Алёна украдкой наблюдала за ним, все те недели, что они были вместе. Временами удивлялась, временами пребывала в смятении от его поведения и речей, но неизменно чувствовала незнакомое ей раннее притяжение. Когда хотелось протянуть руку, вцепиться в человека и сказать: моё. Не по каким-то меркантильным причинам, не соответствуя никаким планам и задумкам, хотелось знать, верить, что этот мужчина не просто принадлежит, а предначертан ей кем-то свыше. Эти мысли сильно смахивали на романтическую чепуху, с которой Алёна была незнакома, только наслышана, даже в юношеском возрасте подобные страсти обошли её стороной, а вот сейчас, уже взрослой и зрелой, неожиданно накрыло с головой, и это без сомнения была влюблённость. Говорить о любви было нельзя, даже самой себе, не дай Бог поверить и проникнуться, начать жить этими чувствами, и что делать тогда? Но Михаил Барчук, несомненно, был самым интересным мужчиной в её жизни. И почему-то верилось в то, что и после себя, если уйдёт из её жизни, оставит этот запоминающийся след. И Алёна станет сравнивать всех других мужчин именно с ним, равнять по нему. И не потому, что он чем-то лучше или выдающееся, хотя, в чём-то это именно так, но он особенный именно для неё. А чем – она и сама не понимает. Даже своим хмурым видом и ворчанием, которое Миша сам называет старческим, он её не раздражает, а иногда и вовсе смешит. Алёна открыто смеётся над ним, а он не обижается. Тоже начинает улыбаться, а иногда по-дурацки грозит пальцем.
Вот и тем вечером Алёна была увлечена своими мыслями, чувствами, тем, что говорил и хотел Миша, и по сторонам совсем не смотрела.
– Макароны ешь, – сказал ей Барчук, заметив, что Алёна замечталась.
Алёна перевела на него выразительный взгляд.
– Миша, это паста.
Михаил уставился в свою тарелку, после чего безразлично пожал плечами.
– На вкус одно и то же.
Она рассмеялась.
– Говори тише, ты можешь смертельно обидеть шеф-повара.
– Главное, чтобы вкусно было.
– А тебе вкусно?
– Да.
Алёна улыбнулась. Помолчала, осторожно наблюдала за ним, потом спросила:
– Ты разговаривал с сыном?
– Тебя это беспокоит?
Алёна не знала, что ответить, неловко пожала плечами.
– Он ушёл, хлопнув дверью.
– Для него это обычное дело, не бери в голову.
– Он отказался от работы у тебя?
– От должности курьера? Ещё бы. Это нам не по рангу. Он, по всей видимости, планирует сразу сесть в моё кресло. – Михаил вытер рот салфеткой, и в некотором раздражении приткнул её рядом с собой на столе. – Быстренько распродать все активы, и зажить в своё удовольствие.
– С какой стати ему садиться в твоё кресло?
– Ну, я же когда-нибудь состарюсь и умру.
Алёна невольно поморщилась.
– Не говори так.
Барчук усмехнулся.
– Не нравится, когда я так говорю? Ты, наверное, переживать будешь?
– Миша, перестань.
Он вздохнул и покаянно опустил голову.
– Перестал. А за Антона не волнуйся, он не пропадёт. У него мама, бабушка, босым и голодным не оставят, а толка из него, как это ни прискорбно, всё равно не выйдет. Никаких предпосылок к этому не вижу. Он и учится-то через силу.
