Там Яська наяривает, наносит на мерс пену.
— А я не про разговоры. У нас сюрприз для них, — усмехаюсь, глядя на Динамита.
— Что за сюрприз?
— Все просто: не захотят пойти на наши условия, ночью их авторынок взлетит к чертям собачьим. У них будет возможность убедиться в том, что эта угроза — не фейк.
— Охренеть, ты шутишь? — он ошалело на меня пялится.
— Я похож на Петросяна?
— И как вы это замутили?
— Секрет фирмы.
Спасибо Кучерявому. План территории нам состряпал, а дальше уже, как говорится, дело техники. Заложили в укромных местах «фейерверк».
— Короче, не парься, все будет путем, — ободряюще хлопаю его по плечу. — Нам отъехать надо, если что — на связи. Звони.
— Хорошо, пацаны.
Выходим на улицу. Идем к машине Кира.
— Надумал, что будешь дарить Сашке?
— Нет. Надо обмозговать, а времени в обрез.
— И куда мы? — Дымницкий садится за руль.
— За гребаными ромашковыми хризантемами, — падаю на переднее пассажирское.
Как вспомню, аж подбешивает.
— Мож лучше розы? — советует Череп. — Гельке зашли.
— Так это твои, что ли? — молниеносно включает бычку Динамит.
— Ну мои и че?
— К Ангелине нос свой больше не суешь, вот че! — тут же наезжает на него он.
— Да че такого-то, Димыч?
— Я сказал тебе! Не вздумай заявиться к ней, Череп! Чтоб ноги твоей в больнице не было, ты понял?
— Не накручивай ситуацию. Я просто поддержал ее.
— Я предупредил!
Антон, отвернувшись к окну, не спорит, и вроде вопрос закрыт, но в салоне становится как-то напряженно.
До магазина едем молча, делая вид, что слушаем новости по радио. Минут пятнадцать спустя толпой заваливаемся в цветочный.
— Здрасьте, — приветствую продавщицу.
— Добрый вечер, молодые люди. Чем могу помочь? — на нас строго взирает пожилая женщина в очках.
— У девушки день рождения. Мне нужен букет ромашковых хризантем.
— Одного цвета или комби?
— Да без понятия.
— Второй ряд посмотрите, — ведет меня дальше в зал.
— Че за цены конские? — возмущается кто-то из пацанов.
— Притухните, не позорьтесь. Белые и вон те давайте, — показываю пальцем.
— Нежно-розовые?
— Да.
Динамит кривит морду.
— Сколько? — уточняет тетка.
— Так чтоб дохера было.
— Можно не выражаться? Русский язык, слава богу, позволяет разговаривать иначе, — недовольно на меня зыркает.
— А можно тупо выполнять свою работу и не строить из себя долбаную леди? — вступает с ней в перепалку взвинченный Дима.
— Не поняла… — приосанивается женщина.
— Букет молча собирай. Тебе за это деньги платят, — чеканит он ледяным тоном.
— Харэ, не борщи, — поворачиваюсь к нему. — Иди вон продышись.
— Отличная мысль. Потому что смотреть противно. Эта ментовская сука с дерьмом тебя и нас смешала, а ты, как конченый чмошник, стоишь тут и веник ей подороже выбираешь, — выкатывает с презрением.
— Рамсы попутал? Речь фильтруй, — толкаю его в грудь, и он едва не валится назад, сбивая при этом ногой пару ваз с цветами.
— Илюх, — Дымницкий встает между нами. — Спокуха, он просто на взводе.
— По факту выдвигаю, — продолжает Дима, выглядывая из-за его плеча. — Не согласен, а?
Травим друг друга глазами.
— Выйди отсюда, потом поговорим, — цежу сквозь зубы.
— Да без базара, но помяни мое слово, с ней ты еще хлебнешь.
Сваливает из магазина, и я, провожая взглядом его спину, с трудом удерживаю себя на месте.
— Букет соберите, пожалуйста, и мы уйдем, — снова обращаюсь к явно перепуганной продавщице.
* * *
Смотрю на часы. Уже половина восьмого, а подарка для Сашки у меня по-прежнему нет. Все не то. Никакой из вариантов не нравится, да и настроение после посещения цветочного, честно говоря, такое себе. Контры с Динамитом оставили свой отпечаток однозначно.
— Реально подари сертификат. Купит сама какую-нибудь бабскую херобору, — предлагает Дымницкий, постукивая пальцами по рулевому колесу.
— Банальщина, Кир.
— Для Свечки ты так не старался, — подмечает излишне внимательный Череп.
Никак не комментирую это высказывание, но так-то да, он прав: я Лене и цветов-то ни разу не дарил, не то что подарков. С одной стороны, объяснимо. У нас с ней типа были отношения другого формата. (Если это вообще можно назвать отношениями).
— Илюх, чего ты паришься, главное — внимание, — подключается к нашей беседе Калаш.
— Ты своей Юльке что обычно даришь? — поворачиваюсь я к нему.
— На восьмое марта дарил крысу.
— В смысле?
— Да в прямом. Та, что жила у нее, сдохла. Целая трагедия тогда приключилась. С похоронами и слезами.
— Во дает.
— Не, баста, по животным я стопэ. Одна «мышь» у меня уже имеется.
Купил на свою голову…
— На прошлый новый год дарил телефон. Потому что во время ссоры ее трубу об асфальт разгрохал.
— Пхах, оригинально, Стас, — ржет Черепанов.
— А на днюху что было? — не отстаю я.
— На днюху травмат ей вручил.
— Хера се ты романтик! — Дымницкий смотрит на него в зеркало заднего вида.
— Юлька из кадетского корпуса. Она заценила, — хвалится Калашников.
— Ну, у Рыжей пушка уже есть.
— Ага, я помню, как она угрожала Динамиту, когда требовала вернуть цацки, — снова хохотнув, кивает Тоха.
— У бати-мента, небось, стащила.
— Слышь, Паровоз, мнение со стороны, — Стас еще не начал, а я уже понимаю, о чем будет идти речь. — Да, врать не стану, я тоже считаю, что Харитонова тогда поспешила с обвинениями, но сейчас Димон реально перегибает. Во-первых, у нее был повод подозревать. Во-вторых, она извинилась.
— Ему мало извинений. Он не такой отходчивый, как я, — влезает Тоха.
— Сашка помогла собрать недостающую сумму Ангелине на операцию, плюс рисковала собой, когда нам надо было выщемить убийцу Якушевой. По-моему, девчонка в полной мере доказала, что раскаивается.
— Я с тобой согласен, — присоединяется к нему Дымницкий.
— Хочешь, мы поговорим с ним?
— Не надо, Стас, я сам. Объявится рано или поздно.
Когда мы вышли из магаза, Динамита и след простыл. Ушел.
— С Кабаном че?
— Выздоравливает, но еще отдыхает в больничке.
— Ну, слава богу. Слег так слег…
Пневмония — штука серьезная и неприятная.
— Спасибо тетке за процедуры закаливания, — фыркает Черепанов.
— С его родственниками и врагов не надо.
— Внатуре. Такими темпами она Виталика в гроб загонит, — Кир качает головой.
— Надо бы навестить, когда выпишут.
— Навестим. Надо Яську забрать, кстати.
— Сама дотопает ножками. Хера ли вы все с ней нянчитесь? — Дымницкий перестраивается в другую полосу.
— Темно. Район стремный. Девчонка одна. Кто-нибудь докопается, — приводит свои доводы Черепанов. — Все равно домой едем, давай заберем.
— Скоро она свалит с хаты? — интересуется Кир недовольно.
— А че, она тебя как-то напрягает?
— Не то слово.
— И чем? — искренне удивляется Антон. — Мне, наоборот, с ней по кайфу.
— Лично меня эта несносная малолетка дико раздражает.
— Да ладно тебе, Дымыч, Яська совсем не мешает. С ней весело, она прикольная, — спорит с ним Тоха.
— Толк от нее какой? — мрачно изрекает оппонент.
— Готовит.
— Шутишь? Это невозможно жрать. Все безвкусное.
— Да брось, научится. Она ж еще мелкая.
— Содержать жилплощадь в чистоте тоже до восемнадцати лет не научилась?
— У вас руки-ноги на месте, в чем проблема? — вставляю свои пять копеек. — Не можете сами убраться и приготовить пожрать?
— Я нет. Рукожоп, че, — признается Черепанов, пожимая плечом.
— Так и не рассказала, за что в колонию отправили? — интересуется Калашников.
— Нет. Молчит как рыба.
— А я правильно понимаю, что туда она попала, уже находясь в приемной семье?
— Да.
— По ходу за кражу присела, — предполагает Дымницкий.
