— Конечно! — крикнула Дульсе Мария, конвульсивно задергавшись в кресле, чтобы показать в сидячем положении, как бы она станцевала этот танец, если бы была на эстраде.
После напряженных дней в Мексике Блас расслабился. Мрачные мысли покинули его. Напротив него сидела поразительно красивая девушка. Он радовался, что она согласилась провести с ним вечер.
По окончании программы место за роялем, стоявшим около танцевального круга, занял широкоплечий темнокожий музыкант.
Вдоль опущенной крышки рояля стояли высокие табуреты, на которые сели несколько посетителей ресторана, поставив на крышку свои бокалы.
Подсел к роялю и Блас с Дульсе Марией.
Музыкант заиграл и запел, тихо и проникновенно, кубинскую песню «Черные слезы», в которой влюбленный порицал любимую за то, что она покинула его, но, вместо того чтобы «ругать ее с полным правом», он «услаждается ею в мечтах»…
Дульсе Мария увлекла Бласа на круг, и они закружились в умеренно ритмичном танце.
— Смотри-ка! Ты умеешь танцевать по-кубински! — сказала она. Эта похвала обеспокоила «мексиканца», и он, пользуясь тем, что в музыке был небольшой карибский синкоп, пару раз «невпопад» наступил ей на ногу.
— Напрасно я похвалила тебя, — сказала Дульсе Мария, шутливо нахмурив брови.
— Я провожу тебя, — сказал Блас, когда они вышли из ресторана в вестибюль отеля.
— А ты сможешь один вернуться в отель на машине?
— Не знаю… Наверно, — сказал он, внимательно посмотрев на Дульсе Марию.
— Хорошо, Блас, — ответила она, улыбнувшись.
Дульсе Мария жила не очень далеко, около здания университета, там, где Ведадо граничит со Старой Гаваной.
По крутой лестнице они поднялись на четвертый этаж старинного дома, в мансарду с прохладным мраморным полом и старинной мебелью.
— Это мебель твоих предков?
— Это мебель тех, кто бежал с Кубы, кто жил здесь раньше…
— Не боишься, что они вернутся?
Дульсе Мария внимательно посмотрела на него и ничего не ответила. Она прошла на кухню и принесла большой кувшин с апельсиновым соком и высокие стаканы.
— Я боюсь, что они вернутся не скоро…
Этот двусмысленный ответ через минуту после вопроса обескуражил его.
— Не понимаю, — сказал Блас.
Она подошла к нему, положила руки ему на плечи и неуверенно поцеловала в губы.
Волна нежного чувства накатила на Бласа. Он бережно обнял ее и, положив руку ей на затылок, прижал ее губы к своим, словно боялся с ними расстаться, словно они были источником жизни, оторвавшись от которого, он погибнет.
Она увлекла его в ванную. Не зажигая света, они разделись и встали под душ. Так и стояли, обнявшись, прижавшись друг к другу, ухом к уху, будто каждый хотел услышать мысли другого.
Внезапно вода перестала литься, вместо нее из душа раздавалось дребезжащее сипение.
Блас осторожно обтирал большим полотенцем ее смуглое тело, словно боясь причинить ей боль, и целовал ее мокрое лицо…
Наслаждаться ею было желанно и одновременно кощунственно. Но ее глаза, которые казались то безумными, то страдающими, то спящими, неотрывно следили за ним, боялись, что он покинет ее, не утолив ее желания, не исчерпав до конца ее нежности…
Он проснулся оттого, что где-то неподалеку загорланил петух.
Это удивило его: петухи под небоскребами. Впрочем, то ли еще бывает на «острове полной свободы»…
Она ждала его пробуждения как любящая собачонка и, подобно ей, тут же полезла целоваться.
— Девушка, кто ты такая? И почему в моей постели? И вообще, где я? — воскликнул Блас.
— Меня зовут Дульсе Мария! И я в своей постели, а не в твоей! А вот кто ты и откуда, неизвестно! — радостно завизжала она, набросившись на него, как девчонка, затевающая возню…
Он решил высадить ее за два квартала до отеля. Не хотел появляться вдвоем в столь раннее время. Она улыбнулась.
— Кого ты хочешь обмануть? Служащих отеля? Кубинское министерство внутренних дел лучшее в мире. Поверь мне…
— Тебе видней, — сказал он, покосившись на нее. Если ты тоже из «внутренних» то внешне ты самая лучшая из них…
В номере, собирая чемодан перед выездом в Варадеро, где у труппы кабаре «Габриэла» было первое выступление, Блас еще и еще раз вспоминал произошедшее минувшим днем и ночью.
Ему показалось, что он и не уезжал с Кубы. Дульсе Мария вернула ему чувство родины стремительно и ярко. Он вспомнил чье-то изречение: родина там, где тебе хорошо. Значит, теперь он был дважды на родине — на земле, где вырос, и на земле, где ему было сейчас хорошо.
Но он тут же взял себя в руки: что же это за родина, где ему было так плохо!
И снова ему пришло на память «оплавленное» лицо Хуаниты. Он никак не мог связать ее с Дульсе Марией. Да и считала ли ее Дульсе Мария за мать?..
На празднике, устроенном в честь возвращения Чоле, приглашенная на него Клаудия не успела осуществить обещанное ею анкетирование.
Она позвонила на следующий день. К телефону подошел Луис Альберто.
— Дон Луис Альберто, могу ли я прийти к вам, чтобы получить ответы на мою анкету?
— Понимаете, Клаудия, — замялся он, — после всех событий мои дела на фирме несколько запущены…
— Дело в том, что я завершаю мою работу и должна провести несколько последних опросов на этих днях…
— Может быть, на ваши вопросы ответит Бето?
Клаудия выдержала пристойную паузу, чтобы не обнаружить свою радость: именно с Бето она и мечтала встретиться, — предложение Луиса Альберто было как нельзя кстати.
— В общем-то я хотела поговорить с вами. Но если вы сейчас не можете и уверены, что Бето не откажет мне, то отчего же… Пожалуй, начну с него.
Луис Альберто, извинившись перед Клаудией, сказал, что сейчас позовет Бето, и они сами решат, когда и где им встретиться.
Бето обрадовался звонку Клаудии. Он был очень благодарен ей за все, что она сделала для мамы Чоле. Только она, одна из тысяч прохожих, почувствовав неладное, склонилась над старой женщиной в забитом пешеходами подземном переходе.
Во время праздника у них в саду Бето два или три раза поймал на себе ее внимательный взгляд поверх очков и улыбнулся ей.
Не надо было ему улыбаться — слишком неотразимой для неопытных девушек (да и умудренных любовным опытом женщин) была его белозубая открытая улыбка, в которой сквозила искренность Марианны и лукавое добродушие Луиса Альберто.
Она попросила его приехать в университет.
Они устроились на каменной лавке в университетском саду.
