– Нет никакого вопроса. – Ника снимает Буча с елки. – Закрепите ее получше, иначе она свалится.
Они суетятся, украшают квартиру шарами, дождиком и снежинками, по телевизору мелькают кадры «Иронии судьбы…», и все урывками смотрят фильм, словно отродясь не видели, и Буч снова карабкается на елку, и нужно вынести торты на лоджию – чтобы остыли и пропитались кремом, и чистится чеснок – пора разливать студень, и доставили новые ковры. И вся эта суета кажется естественной и обычной, хотя за месяц их жизнь встала с ног на голову, и на голове оказалось весьма неплохо стоять.
– Леш, я вот все думаю о Тильди и ее кошке… – Ника вздыхает устало. – Может, они вместе ушли в Валгаллу, как ты думаешь?
– Может. Как мать?
– Да ничего, спокойна вроде бы. Ну, там и не видать ничего – хотя, думаю, все эти годы девочка пролежала в той могиле. Береза огромная выросла оттуда… Поехать надо было.
– Может быть. Проблема в другом: скажи, куда мы родителей Макса уложим?
– А в гостиной. Лерка с Панфиловым домой потопают спать, Пашка у Марека в комнате, а старики здесь.
– Снова не выходит. Мать-то куда?
– Да в спальне, на раскладушке, как раньше…
Они смеются – ну, не получается у них никак остаться наедине.
– Ничего, Никуша, вся жизнь впереди. Кстати, тут у меня подарок есть – для тебя специально приехал из Красного Маяка.
* * *
Кошки выгибали спинки, потягивались, блестя сытыми боками, – грациозные, мордатенькие, они сидели копилочками или играли, спали, бродили среди листьев и стеблей, оплетающих вазы.
– Красота-то какая! – Стефания Романовна даже заплакала. – Ведь невозможно даже представить, что из простого стекла – и такое можно сотворить! – Лидия Матвеевна, идите сюда скорее!
– Да, я… ой… Коля, иди сюда! Сейчас же, это надо видеть!
– Это Иван Григорьич тебе привет передает.
Булатов обнимает Нику, а она завороженно смотрит на своих кошек, не в силах ничего сказать. Да, это именно те кошки, что пришли к ней, когда она сидела на террасе замка, что на Острове. Именно там она решила так оформить новый зал в клубе, и там же родились рисунки, прочесть которые смог только старый мастер.
Детям разрешили открыть по одной коробке с подарками, и они, визжа от восторга, разрывают оберточную бумагу. А взрослые сгрудились вокруг стола, на который из ящика выскочили кошки.
– Леш… – Ника счастливо вздохнула. – Ты понимаешь, что это именно то, о чем я мечтала?
– Ну, теперь-то я вижу. И многие увидят. Наш дизайнерский отдел на основе твоих эскизов разработал целую линию красивых вещей.
– Да? И все увидят?
Она не могла привести никого на Остров, и не хотела. Да и не понял бы никто, даже Алексей. Но притащить с Острова что-то прекрасное, чтобы все смогли это увидеть, – запросто. Вот, например, вчерашняя идея с рыбками и стрекозами… но это подождет.
В дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – Стефания Романовна встревоженно вскинулась. Неужели снова что-то случилось?
– Я открою. – Олешко, ссадив Буча на диван, идет к двери. – Думаю, просто кто-то ошибся дверью.
Но после всего, что было, никого такое объяснение не устраивает.
– Вы уж простите, но я без звонка.
Она снимает сапожки и толкает в бок стоящего рядом с ней мужчину:
– Валера, не стой, снимай обувь.
Поправив рыжеватые волосы, она входит в гостиную, и Ника радостно кричит:
– Марина!
Матвеев помогает сестре снять пальто, жмет руку мужчине, приехавшему с ней, – по всему видать, мужу, а Марина оглядывает собравшихся:
– Велика стала семейка-то.
– И не говорите. – Лидия Матвеевна с нежностью смотрит на сына. – Самый лучший Новый год за всю жизнь. Правда, Коля?
– Один из лучших, скажем так. А это, стало быть, еще сестра пожаловала.
– Да. Не утерпела. Вот так, без предупреждения, принимайте, что ж… Ой, красота-то какая… Валера, иди сюда сейчас же!
– Погоди, Мариша, подарки же у меня.
И снова суматоха встречи, знакомства, и за столом совсем нет места, но что с того.
– Это тебе не банановая шипучка на островах. – Панфилов осторожно хохочет. – Яблоку негде упасть.
Буч деловито вскарабкался ему на живот, лег и уснул. Панфилов осторожно дотронулся до его уха – ухо досадливо дернулось. Не мешай, мол, спать. Кошки на столе сверкают на вазах, оплетенных лианами, на стеблях играют котята, и Буч на животе, теплый и тяжеленький. И елка, наряженная, как когда-то в детстве, – каскадом разных игрушек, дождиком, бусами. Это не офисное дизайнерское извращение, от которого на душе холодно, это та самая елка, из детства.
А это значит, что завтра снова будет день. И может быть, гораздо лучше сегодняшнего.