— Какие процессы?
Лео достает из сумки флайер с изображением пляжа Кони-Айленда.
— Суть в том, что крупный застройщик выкупил десять акров территории парка аттракционов и собирается вбухать два миллиарда долларов в развитие инфраструктуры — построить отели-небоскребы, жилые многоэтажки и все такое. Некоторые считают, что это как раз то, что нужно. Ну, знаешь, все эти разговоры про новую жизнь старых районов…
— А остальные?
— Остальные смотрят на происходящее философски. Они обеспокоены тем, что такое грандиозное строительство может в конце концов привести к трагедии Кони-Айленда: местные жители больше не смогут здесь оставаться; стереотипный образ этого места будет разрушен; малый бизнес постепенно будет вытеснен. Словом, наступит крах знаменитой пятицентовой империи со всем ее старомодным китчем.
— Пятицентовой империи? — переспрашиваю я.
Между тем наш поезд останавливается на станции «Куинсборо-Плаза». Двери вагона открываются, пассажиры заходят, смотрят на нас, но рядом с нами никто почему-то не садится.
— Когда-то добраться до Кони-Айленда на метро можно было всего за пять центов. Катание на аттракционах тоже стоило пять центов. Даже хот-доги, и те обходились в пять центов. Это поначалу Кони-Айленд считался дорогим курортом, а потом очень быстро превратился в место отдыха простых работяг. Всего за пять центов можно было сбежать от реальности, расслабиться, забыть о трудностях. Думаю, в этом отношении остров до сих пор мало изменился, — объясняет Лео, пока мы проезжаем под Ист-Ривер в направлении пересечения Пятьдесят девятой улицы и Лексингтон-авеню.
— Ты брал интервью у местных жителей?
— Да, я провел там несколько дней: гулял по пляжу и парку развлечений, прошел всю Мермейд-авеню от начала до конца, поговорил с «морскими волками», как они себя называют. Наслушался всякого: и рассказов о прогулочной набережной, и полную историю аттракционов. А уж сколько легенд связано со знаменитым аттракционом «Циклон»!
— Это ведь что-то вроде «русских горок»?
— Да-да.
— Кататься не пробовал?
— Да, в детстве… а волосы до сих пор дыбом. Знаешь, этой штуковине уже за семьдесят, она целиком из дерева, но работает как зверь! Никогда не забуду разговор с менеджером «Циклона». Настоящий морской волк, весь в татуировках, вот уже тридцать лет как работает на этих самых «горках», а сам ни разу в жизни не катался.
— Быть того не может!
— Честное слово.
— Он что, с высотой не дружит?
— Не-а; говорит, что раз сто залезал на самый верх. Просто боится, что аттракцион ему не понравится, вот и не хочет пробовать.
Я улыбаюсь, вспоминая, как часто во время нашего с Лео романа у меня возникало ощущение, будто я катаюсь на «русских горках» — сперва внутри словно что-то обрывалось, а потом сжималось и холодело.
— В общем, Кони-Айленд накануне больших перемен: прошлое против будущего, — резюмирует Лео.
— А ты на чьей стороне? За прошлое или за будущее?
Лео задумывается, потом озадаченно смотрит на меня:
— Если честно, понятия не имею. Иногда изменения идут на пользу, — философствует он, — однако прощание с прошлым всегда довольно мучительно.
Быть может, я не вполне понимаю, что именно он имеет в виду, но все же бормочу что-то одобрительное. Поезд останавливается, и вместо шума колес вдруг наступает звенящая тишина.
На улице пасмурно и совсем непонятно, какое сейчас время года. Мы выходим из метро на Стиллуэлл-авеню. Над нами нависают темные тучи. Кажется, они вот-вот обрушатся на землю проливным дождем. Не то чтобы слишком холодно, но все-таки я застегиваю плащ и потуже затягиваю пояс. Осматриваюсь и жду, какое впечатление произведет на меня пятицентовая империя, достопримечательность Нью-Йорка и всей Америки. Все здесь выглядит так, как я себе и представляла. В общем-то, почти так же выглядит любой курорт не в сезон: грязно, пустынно, безлико и все же волшебно и неповторимо. Материал для потрясающих снимков. Простор для сильных впечатлений.
— Ну вот мы и на месте, — бодро заявляет Лео.
— Ага.
— Пойдем сначала к воде? — предлагает он.
Я киваю, и мы идем по дорожке к пляжу, садимся на скамейку, наблюдая, как темные волны набегают на желтоватый песок. У меня мурашки бегут по коже — от ветра, от безлюдного пейзажа, а еще оттого, что рядом — Лео.
— А здесь красиво, — говорю я, кое-как приходя в себя.
Лео улыбается и смотрит на все вокруг с видом хозяина, ни дать ни взять морской волк, которому есть что поведать о своей полной приключений жизни. И вдруг я представляю Лео ребенком: вот в самый разгар лета на этом пляже он строит замки из песка. А вот подростком прогуливается здесь с симпатичной девочкой, смеется и угощает подружку сладкой ватой, а потом ведет в тир и старательно целится, надеясь выиграть для нее розового слоненка.
Очередным вопросом Лео не дает мне дофантазировать до конца:
— Как тебе Кони-Айленд?
— Знаешь, есть в нем что-то неповторимое.
— Я рад, что ты так думаешь. Очень рад, — говорит Лео и проводит рукой по волосам.
Мы долго сидим на скамейке, любуемся пейзажем и наблюдаем за бедолагами, которые рискнули выбраться на пляж в такую погоду. Наконец я достаю фотоаппарат, выбираюсь на песок и направляюсь к океану. Делаю несколько снимков всего подряд, чувствую, что прихожу в себя, — работа всегда действует на меня отрезвляюще. Фотографирую небо, песок, океан. В объективе оказывается женщина средних лет. На ней теплое коричневое пальто, длинные волосы спадают на плечи. Кажется, она чем-то расстроена, но на бродяжку не похожа. Фотографирую заколоченные и захиревшие магазины на набережной, стайку чаек, гомонящую над бело-красным пакетом из-под попкорна, видимо, в надежде на скромное угощение.
А потом, неожиданно для себя, фотографирую Лео, откинувшегося на спинку скамейки. Он заложил руки за голову и выжидающе за мной наблюдает.
Заметив, что я снимаю, Лео машет мне рукой, потом самодовольно и загадочно улыбается, блестя глазами.
— Не забудь послать мне этот снимок, — говорит он.
Вспоминаю, как Марго раскритиковала мои фотографии Лео в Центральном парке: «Смазливый парень… слишком старается».
Я переосмысливаю прошлое и теперь думаю, что она была не права по поводу тех фотографий. Вообще она во многом была не права.
Перекидываю лямку фотоаппарата через плечо и, вздыхая, усаживаюсь на скамейку. Вздох получается несколько несчастнее, чем планировался.
