— Эх, если бы время и вправду умело ждать.
В моих руках задымилась чашечка ароматного напитка с лесными ягодами. Не смотря на учащенный пульс, руки были ледяными. Обхватив покрепче изысканный фарфор, принялась греть холодные ладони, посматривая периодически на коллекцию мягких игрушек всевозможных размеров. Невольно вспомнился Потапка, подаренный Владом на Новый Год. Такой огромной игрушки у меня никогда не было. Да и откуда ей было взяться? От отца что ли?
— Ну что, Анастасия, поведай-ка нам хоть что-то о себе. — Кирилл присел на край кровати и, сделав небольшой глоток, уставился на меня. Теперь уже открыто, чисто, без намека на грусть.
Я посмотрела на цветастые шторы, которые мне снились, как и сама комната:
— Мне двадцать два года. Работаю медсестрой в отделении хирургии, тут, неподалеку. Замужем, — показала кольцо, заулыбавшись. Кирилл улыбнулся в ответ. — Имеется младшая сестра. Ах, да, ещё есть собака. После пересадки сердца появились некоторые предпочтения в еде и слегка изменили вкусы. Скажите, а Алёне нравились пионы?
— Да, — удивился и, отставив чашку, сцепил пальцы рук.
— Мне иногда снятся отрывки из её жизни. Смутно. Но всё же… Например, — поднялась с кресла и подошла к плюшевому Кролику, — вот эту игрушку ведь вы подарили? — мужчина судорожно сглотнул и закивал головой, подтвердив мою догадку. Я начала передвигаться по комнате, изучая статуэтки на полках. — И Алёна снится. Она… — прервалась, справляясь с подступившим к горлу комом, — была… выше меня ростом, шатенка, с красивыми глазами.
Кирилл продолжал молчать. Когда я обернулась к нему, на его щеках блестели слёзы.
— Простите… Я не хотела вас расстроить.
— Что ты? Для меня очень важно слышать подобное. В который раз убедился, что правильно поступил. Маша тогда… не на что не реагировала. Решение принимал я.
Я присела возле него на кровать и заглянула в глаза:
— Спасибо! Если бы не вы…
— Ну-у-у, Настя, всё ведь хорошо. Ведь хорошо? — я кивнула, улыбаясь сквозь солённую пелену. — Во-о-от! Я безумно рад, что сердце Алёны подошло именно тебе. Мне не просто говорить на эту тему, но я ждал этой встречи. Теперь могу быть абсолютно спокоен. Смерть дочери была не напрасной.
Ему стоило колоссального усилия сдерживать себя. Я чувствовала это и в то же время, в его глазах читалось облегчение.
— Можно посмотреть фотографии с ней? — мне стало интересно. Видеть во сне — одно, а в реальности, пускай и застывшей — совсем другое.
— А как же! Конечно можно. — Кирилл поднялся, вышел из спальни и вернулся в течение минуты с толстым фотоальбомом. — Держи.
Я с интересом принялась листать слегка потертые страницы, созерцая жизнь Алёны с самого рождения. Поразилась — девушка из снов была сто процентной копией Бережной. Раньше, ещё до операции, никогда бы не проверила в существование настолько прочной связи между донором и реципиентом.
— Дочка… — рядом прогнулся матрац, — весёлой была, жизнерадостной. Любила петь. Занималась танцами. Что ещё… Дождь ей нравился очень. Всякую живность тащила в квартиру. Кстати, — сам перевернул страницу, сосредоточив мое внимание на снимке, на котором Алёна держала одноглазого щенка. От этой фотографии внутри меня что-то екнуло, а Кирилл продолжил повествование о том, как дочка, после окончания университета, уже проживая со своим парнем, подобрала с улицы щенка немецкой овчарки и притащила домой. — … мы все были против, а она уперлась, заявив, что не оставит его на произвол судьбы.
— А где он сейчас? — я едва смогла открыть рот. Ладошки вспотели, по телу уже поднимался неприятный холодок. Это уже не совпадение.
— Был в приюте. Сейчас не знаю. Давно там не был.
Кирилл продолжил листать страницы, а я заторможено смотрела на мелькавшие фотографии пока, на одном из снимков, не принялась панически глотать воздух, напряженно поднимая плечи, чтобы хоть как-то избавиться от приступа удушья. На нем… на нем сидя на берегу моря, были запечатлены Влад и Алёна. Счастливые. Загорелые. Она сидела между его ног, прижавшись спиной к груди, а он … он целовал её в висок, заключив в кольцо сильных рук.
Кирилл что-то говорил, но я уже не слышала. Была парализована увиденным. Шокирована. Теперь понятно, почему Влад не одобрял мое стремление встретиться с родителями Алёны. Он знал…
А я? Я же сразу влюбилась в него, не смотря ни на что.
Сжавшееся в этот момент сердце имело память. Кто бы там, что ни говорил…
Глава 23
Все мышцы пронзила судорога, справится с которой, стало практически невмоготу. Я вскочила с места, заломив руки:
— Кирилл Иванович, мне срочно нужно уйти. Я вспомнила… у меня появилось… — не получалось связно мыслить. Если задержусь ещё на минуту, то задохнусь. Мне уже было плохо.
— Настя, — он поднялся следом, отбросив фотоальбом в сторону, — с тобой всё хорошо? Ты такая бледная.
— Всё в порядке. Мне действительно нужно идти. Спасибо за теплый прием. Была рада познакомиться. — Выскочила в прихожую и принялась лихорадочно искать свои вещи.
— Может, я чем-то обидел тебя? — его фигура замаячила сзади, помогая достать пальто.
— Скажете такое!..
— Тогда в чем дело?.. — я упорно обувалась, борясь при этом с возрастающей панической атакой. — Да подожди ты! — одернул меня, когда ответа не последовало. — Я отвезу тебя. На улице гололед. И не отнекивайся. Отказ не принимается.
По-отечески, со щемящей заботой помог мне надеть пальто и сам поспешно накинул камуфлированный бушлат.
Меня бросало то в жар, то в холод. С большим трудом выдержала дорогу обратно. Спасибо, Кирилл не приставал с расспросами и лишь напоследок, при расставании, подъехав по моей просьбе к санпропускнику, попросил номер телефона. Я не могла не дать. Не смотря ни на что, общение хотелось продолжить.
— Береги себя, — попросил он, наблюдая за тем, как я выскочила из машины.
— Буду беречь, — искренне пообещала, из последних сил сдерживая эмоции.
Уже потянула на себя дверь, выпуская из здания спешивших куда-то санитарок, как Бережной окликнул меня:
— Настя! — я обернулась, встретившись с ним взглядом. — И тебе спасибо…
Вымучено улыбнулась, помахав на прощанье рукой. Оказавшись в затемненном длинном коридоре, судорожно выдохнула, схватившись за сердце.
Медленно, осторожно, чтобы не упасть от нахлынувшей слабости и головокружения, буквально в тумане, начала двигаться в направлении раздевалки. До конца обеденного перерыва оставались считанные минуты.
В раздевалке было шумно. Многие, как и я, только пришли с улицы и теперь поспешно переодевались. Одна я не спешила. На меня бросали косые взгляды, наверное, удивляясь выражению безучастности на лице, но не пытались разговорить. Только оставшись одна, смогла устало присесть на лавку и вдохнуть побольше воздуха. Слёзы так и рвались наружу, но я сдерживала их с помощью переплетенных пальцев, которые до боли сжимала между собой.
Не помогало.
Дыхание участилось, а мысли всё никак не могли найти покоя. Они сверлили голову, давили на виски. Я не знала, как реагировать. Во мне море эмоций. Но на самой вершине — любовь, переплетенная с обидой и капелькой ревности. Совсем чуть-чуть.
Долго сидела. А может, и нет. Может, прошло десять минут. Казалось, уже наступил вечер. Проверила телефон — тринадцать двадцать. Всего лишь…
Влад… Я была в шоке. Его Алёна — мой донор. Мой… Её сердце — в моей груди. Я постоянно буду напоминать о ней. О том, как изменилась его жизнь после её смерти, как она умерла. Боюсь даже представить, что он испытывал, глядя на меня. Он винил себя в её гибели. Я же живое напоминание об этом. Каждодневно.
Хотела я этого или нет, но некоторые моменты приобрели совсем иной смысл. Попыталась поставить себя на его место. Сложно. Нужно время, чтобы смирится с подобной мыслью. Не могу сделать вид, что ничего не произошло. Не мо-гу…
Кое-как переоделась. Не помешало бы и умыться, но сил осталось только на то, чтобы добраться до перевязочной и рухнуть за стол, заваленный историями болезней. Хмурин у себя. Через приоткрытую дверь было слышно, как он разговаривал с кем-то по телефону. Коновалова нет. Скорее всего, где-то на отделении. Уже не плохо. Есть время отойти, собраться и привести себя в порядок. По крайней мере, попытаться. Для этого у меня целая куча писанины. Успокаивайся, сколько душе угодно. Главное, ничего не перепутать.
