на этапе тормозного пути. Ваша жена получила несколько гематом, но основной удар пришёлся на голову. На данный момент она в реанимации без сознания.
Алексей
Прикрыв глаза, стискиваю зубы и делаю медленный вдох.
Затем также медленно выдыхаю.
"Спокойно, Борцов. Не паникуй и не дёргайся. Тебе сейчас надо взять себя в руки".
Только как это, бл***ь, сделать, если моя женщина в реанимации с травмой головы?!
– Вы мне дайте док... – врач пытается что-то сказать, когда мне вновь удаётся сфокусировать взгляд на нём.
Но я перебиваю мужчину.
– Я должен вам сказать, что моя жена беременна. Срок небольшой. Она только узнала...
Врач вскидывает руку.
– Мы знаем. При поступлении в больницу вашу супругу полностью обследовали, чтобы исключить вероятность внутренних повреждений. Беременность подтверждена. Кровотечения в полости матки и из половых органов нет, так что пока сохраняем, но нужно будет наблюдаться. Сейчас основная задача – привести девушку в сознание и устранить последствия травмы головы.
Может, это дико прозвучит, но, на самом деле, беременность Снежинки это последнее, что меня беспокоит. Лишь бы с ней самой всё было в порядке. Но я прекрасно понимаю, что когда Снежана очнётся, она обязательно спросит, не потеряла ли ребёнка. И если бы потеряла, ей бы было очень больно.
А я не хочу, чтобы она страдала. Что угодно готов ради этого сделать.
Почему-то я уверен, что несмотря на нашу с ней ссору, ребёнка она очень хотела и хочет. Для неё стало бы ударом потерять малыша.
– Я могу... её увидеть?
Мужчина откашливается и поджимает губы, окинув меня строгим взглядом.
– Вообще, по правилам больницы, мы не пускаем родственников в реанимацию. Только в крайних случаях...
Да срал я на все эти грёбаные правила! Хочу увидеть её и точка.
– Вы же понимаете, что я не уйду, пока не увижу жену?
Врач, разумеется, всё понимает. Наверняка я не первый, кто угрожающе смотрит на него и требует допустить до палат интенсивной терапии.
– Я сделаю всё, что смогу, – произносит он, наконец, сунув руки в карманы медицинского халата. – Но вам придётся подождать.
– Хоть до утра.
Мужчина кивает и указывает рукой в сторону зала ожиданий.
– Посидите пока там.
Я судорожно качаю головой, тяжело сглотнув.
– Нет. Мне нужно дочку увидеть. Она наверняка напугана, и если, как вы сказали, она не пострадала, то я хочу её забрать. Пусть будет со мной.
– Значит, давайте документы. Если с собой нет, то вы можете съездить за ними домой.
Мне хочется провалиться сквозь землю, потому что я понимаю прекрасно – просто так мне Асю не отдадут. Без сраных бумажек я никто для неё. И для них тоже.
– У меня нет документов, подтверждающих, что я отец ребёнка.
– Свидетельство о браке есть? Ближайший родственник тоже имеет право забрать девочку.
Бл***ть! Шумно выдыхаю, чувствуя, как натягиваются нервы и кровь болезненно шарахает по вискам.
Никто. Ни Асе, ни Снежане.
– Нет. Свидетельства тоже нет. Как и близких родственников. Я самый близкий.
Близкий и в то же время никто.
Коробочка с кольцом, лежащая в кармане моих брюк, начинает жечь бедро.
Раньше надо было это сделать! И Асю надо было сразу на себя оформить. Не тянуть и не тупить.
– Тогда, к сожалению, мы не сможем отдать вам ребёнка. Если женщина не очнётся и сама не отдаст распоряжение отдать вам девочку, мы не имеем права. Это подсудное дело. Вы можете оказаться кем угодно, – врач пожимает плечами.
Безвыходная ситуация. Просто п***дец.
– Хотя бы увидеть дочь, я могу? Нужно её успокоить.
– Разумеется. Здесь, в нашем присутствии вы можете её навестить.
В сопровождении врача, я направляюсь в сестринскую, где сейчас находится Ассоль. Могу только представить, как моя малышка испугалась и наверняка не понимает, что с мамой, и почему меня до сих пор нет рядом.
Врач сказал, что в отделение вызвали психолога из детской больницы. Иногда так делают в подобных ситуациях.
Мы заходим в кабинет, где я тут же цепляюсь взглядом за хрупкую фигуру дочери. Асёнок сидит за столом. Перед ней лежит лист и карандаши, но она не рисует, а опустив голову просто смотрит на пустой листок.
– Асёнок? – тихо зову дочку.
Она резко вскидывает голову и переводит взгляд на меня. Голубые глаза широко распахиваются, малышка вскакивает со стула, который тут же падает и бьётся о пол, и бежит ко мне.
– Папочка! Ты плиехал!
Подхватываю её и крепко прижимаю к себе. Вдыхаю запах волос, пахнущих детским шампунем, и мысленно благодарю бога, что с ней ничего не случилось.
– Привет, малыш. Я здесь. Всё хорошо.
Ассоль шмыгает носом и поджимает губы.
– Где мама? Меня к ней не пускают, и никуда не лазлешают ходить. Вон та тётя шказала, что маме дадут лекалство, и когда она поплавится, то забелёт меня домой.
Я киваю женщине, поднявшейся из-за письменного стола и подошедшей к нам.
Судя по всему это и есть детский психолог.
– Здравствуйте.
– Добрый день.
– Ты меня забелёшь? – дочка вытирает кулачками заплаканные глаза и прижимается щекой к моему плечу.
Б***ть, меня просто колотит. Ну как я могу её тут оставить?! С чужими людьми, зарёванную, напуганную. Это же п**ц.
Смотрю на врача, но он непримиримо качает головой.
– Зайчик, послушай, – вздохнув, опускаю Асю на пол и сам сажусь на корточки перед ней, – папе нужно кое-что сделать, поэтому пока я не смогу тебя забрать. Ты немного побудешь здесь с... – читаю имя на бейджике, – ... с Анной Николаевной. А потом я за тобой вернусь, и мы вместе пойдём навестить маму. С ней всё будет хорошо. У мамы просто немного болит голова.
Ася выпячивает нижнюю губу и утыкается взглядом себе в ноги.
– Я не хочу здесь. Я хочу с тобой.
– Знаю, детка. Прости, что так получилось. Но тебе совсем недолго придётся меня ждать. Обещаю. Хорошо?
Дочка шмыгает носом и кивает.
– Я ишпугалась. У мамы шла кровь. Я её жвала, но она не плосыпалась.
Твою мать! Мне хочется разнести эту больницу на щепки. Я понимаю, что у них нет другого выхода, они не имеют права отдавать ребёнка чужому человеку, но это не уменьшает моей злости и состояния абсолютного бессилия.
– С мамой всё будет хорошо, малыш. Веришь мне?
Ася
