— Я слышу, ты не спишь, — прошептала Пейдж. — Твое сердце забилось немного быстрее. О чем ты думаешь?
— О тебе, — пробормотал он.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Правда?
— Ты очень нервничала, когда пришла сюда. Как ты вошла, между прочим?
— Для эксперта по вопросам безопасности ты не слишком беспокоишься о безопасности своей квартиры. Я вошла через гараж. Через распахнутую настежь дверь.
— Черт. Верно. Зазвонил телефон, когда я вернулся с велосипедом, и я, должно быть, забыл закрыть дверь. Бьюсь об заклад, половина моих вещей уже пропала.
— Хочешь пойти проверить?
— Ты шутишь? Я в постели с красивой блондинкой. Что такое велосипед или два по сравнению с ней?
Она смеялась, ее глаза сверкали от удовольствия. Боже, как она хороша! Каждый раз, когда он смотрел на нее, он думал, что Пейдж выглядит еще привлекательней, чем в прошлый раз. Может быть, потому, что сейчас он видел не только ее внешнюю красоту. Он видел сложные чувства и эмоции, оценивал ее поступки, которые и делали ее Пейдж — желанной, единственной, неповторимой.
Пейдж Хатуэй, напомнил ему внутренний голос. Женщина, которая еще прошлой ночью встала на сторону своей семьи, независимо права та или нет. Конечно, она извинилась, но мог ли он быть уверен, что такое не повторится?
— Теперь ты затвердел, я не имею в виду твердость в хорошем смысле, — сказала Пейдж, нахмурившись. — Что случилось?
— Ничего.
— Лжец. Ты снова думаешь о вчерашнем вечере. Я надеялась, что мы пережили его.
— Мы переживем, — пообещал Райли, поглаживая ее шелковистые волосы. — Но кое-что нам предстоит еще разрешить.
— Знаю, дракон. Мы говорили вчера вечером с отцом. Мы согласны с тем, что дракон в сейфе деда тот самый, который принадлежит вашей семье. Мы думаем, что у моего деда есть шкатулка, а это значит, что одного дракона не хватает. Он может быть только у одного человека.
— У Ли Чена, — сказал Райли. — Я тоже так думаю.
— Мой отец сказал еще кое-что интересное. Он считает, что драконы призывают нас воссоединиться. И они этим занимаются, правда?
— И у них чертовски хорошо получается, — усмехнулся он.
— Да. Сейчас они добрались до нас, мы третье поколение, Райли. Мы должны соединить все части набора и вернуть их в Китай, которому они принадлежат. Как ты смотришь на то, чтобы еще раз съездить в Китайский квартал сегодня вечером?
— Хорошая мысль.
— Я собираюсь позвонить Алисе. Мы все вместе пойдем к ее бабушке и дедушке.
— Сегодня канун китайского Нового года, — напомнил он. — Годовщина пожара. И подходящее время выяснить, что произошло в ту ночь А чем мы займемся до тех пор? — Он снова желал сжать ее в своих объятиях. Ему казалось, прошло слишком много времени с тех пор, когда они занимались любовью, хотя миновало не больше часа.
— Могу предложить несколько вариантов, — призналась Пейдж с лукавством.
— Я тоже.
— Хорошо. Но на этот раз ты можешь сам открыть свой дурацкий презерватив. — Она многообещающе улыбнулась. — А у меня в запасе есть несколько сюпризов для тебя. Для начала я бы хотела показать твоему большому сильному и необыкновенно чуткому другу, какими нежными могут быть поцелуи…
Он застонал, хорошо понимая, что не только потерял кое-то ценное, но прежде всего потерялся сам, безнадежно и окончательно.
* * *
— Он опоздает. Он не придет, — говорила Алиса матери, беспокойно меряя шагами комнату. — Уже почти пять часов.
Жасмин сидела на диване, спокойно сложив руки на коленях.
— Сядь, Алиса. Ты протопчешь дырку в ковре.
— Это ошибка. Я не должна была просить тебя звонить ему. Он не хочет меня видеть. Он не хочет меня знать.
— Он придет. Вот увидишь.
— Прекрасно. Он придет. Я увижу его. И тогда мы пойдем к бабушке и дедушке и спросим их, где дракон.
Губы Жасмин сжались.
— Я не думаю, что это хорошая мысль. Канун Нового года — особый случай. Не нужно затевать разговор сегодня вечером.
— Мы должны сделать это сегодня вечером, — не отступала Алиса. — Я уже говорила с Пейдж и Райли. Мы все пойдем. И я надеюсь, ты пойдешь тоже.
— Я подумаю.
В дверь постучали, едва мать закончила фразу. Алиса с отчаянием посмотрела на нее.
— Может быть, ты откроешь ему.
— Ты смелая, — сказала Жасмин с несвойственной ей улыбкой. — Ты всегда говоришь мне, что я не должна бояться. Теперь твоя очередь.
Алиса глубоко вздохнула, расправила плечи и открыла дверь.
— Алиса. — В дверях стоял Дэвид Хатуэй. Красивый мужчина с темными волосами и темными глазами, точно такими, как у нее. Эти глаза умоляли ее, умоляли о прощении. — Я… я твой отец, — сказал он.
Боже. Она почувствовала слезы на глазах. Почему ей хочется плакать? Он не хотел ее знать. Он никогда раньше не хотел ее видеть, а только сейчас, оказавшись на грани жизни и смерти. Вероятно, это единственная причина, почему он согласился приехать.
— Можно войти? — неуверенно спросил Дэвид.
Алиса кивнула, потому что горло перехватило и она не могла вытолкнуть ни единое слово. Она отступила назад, когда Дэвид вошел в квартиру, едва расслышала, как он поздоровался с ее матерью.
— Алиса, закрой дверь, — попросила Жасмин.
Она колебалась. Может, это ее последний шанс убежать. Но она заставила себя закрыть дверь и посмотреть на мужчину. На отца. Высокий, почти шесть футов. На голове по-прежнему повязка, но, судя по его виду, он почти здоров.
— Ты похожа на свою мать, — заметил он. — Такая же красивая, как она.
— Боюсь, что я больше похожа на вас, — сказала она. — Мама всегда говорила, что у меня ваш нос.
— И веснушки Хатуэев, — добавил он с улыбкой. — Только их нет у Пейдж. — Дэвид умолк. — Ты познакомилась с Пейдж, как я слышал.
— Да, она приятнее, чем я ожидала.
— Она отругала меня за то, что я не занимался тобой.
— Поэтому вы пришли сейчас?
— Нет, она сказала то, что я и сам знал. Я хочу попросить прощения. Я не могу изменить прошлое. Но я хочу, чтобы ты знала, что я беспокоюсь о тебе, Алиса.
— Почему я должна вам верить?
— Думаю, у тебя нет никаких причин. — Его голос звучал устало.
— Почему вы не хотели видеть меня раньше?
Дэвид посмотрел на Жасмин с отчаянием, будто надеялся, что она бросит ему спасательный круг. Ее мать молчала, она сидела, словно окаменев, позволяя ему самому ответить на этот вопрос.
— Ma уже называла причины, которые могла придумать, — сказала Алиса. — Я хотела бы услышать ваш ответ.
— Дело не в том, что я не хотел видеть тебя. Дело во мне. Смотреть на тебя — все равно что в зеркало, отражавшее все мои недостатки, все дурное, что я сделал в своей жизни. Что это значит? Обман по отношению к жене, боль, доставленная твоей матери. И еще… Я очень любил Элизабет, мою старшую дочь. Я так сильно ее любил. Я сам хотел умереть, когда она умерла. С ее уходом наступил конец всему хорошему в моей жизни. Те несколько лет, когда была жива Элизабет, я испытывал настоящее счастье. — Дэвид глубоко вздохнул. — Я потерял мать и сестру еще ребенком. Следующие двадцать лет я искал что-то хорошее в жизни. Элизабет вернула мне чувство радости. А потом оно ушло. Вместе с ней. — Он снова вздохнул и продолжил: — Когда мы с твоей матерью были вместе, я знал, что поступаю нечестно, но не мог отказаться от нее. Потом Жасмин забеременела, я почувствовал, что мой грех будет явлен миру, его увидят все. Каждый станет думать, что я пытаюсь заменить Элизабет тобой. Мне это казалось предательством. Такая тяжесть невыносима для меня.
